— Отвечай сейчас же!
— Ласточка моя, к чему такие нервы?
Их носы почти соприкоснулись друг с другом.
— Я хочу знать!
Еще минут десять назад мне бы, возможно, стало страшно за лохматого. Но теперь, после пары штрихов, подтверждающих: все не то, чем кажется, стоило просто расслабиться и смотреть на разыгрывающееся представление. Даже учитывая, что основным виновником Светиного взрыва был я сам.
— Ласточка моя, поверь…
— Ты за все в ответе, понятно?
— Как пожелаешь, я же не…
— Ты нарочно его сюда притащил, да?! Никак не можешь простить Кинару, вот и решил отыграться?
— Ласточка моя…
— Я не могла тогда остаться, и ты это прекрасно знал! Я рисковала больше!
Играл он хорошо. Втягивал голову в плечи, щурился, виновато отводил взгляд, в общем, делал все то, что должен был делать проштрафившийся коммивояжер перед лицом грозного начальника. Я бы, наверное, поверил. Остроносая верила уж точно, а потому хоть и ярилась, но одновременно немножечко стыдилась своего гнева.
— Ласточка моя…
— Он не сказал мне ни слова! Ни единого! А с этим… — крючковатый палец ткнулся в мою сторону, — с ним он болтал, как со старым приятелем! Ты хоть понимаешь, что это значит?
— Я понимаю другое: стыковка все еще держится.
— И какое…
— Они не торопятся улетать, ласточка моя.
Видимо, в этой фразе был некий потаенный смысл, потому что Света ослабила натиск и позволила Васе выбраться из своих «объятий».
— Ты думаешь…
— Я думаю только за себя. А на других предпочитаю смотреть. И ждать.
Она почти успокоилась: даже перья пелерины легли ровнее. Но поскольку, в отличие от лохматого, волновалась так, как это делает подавляющее большинство нормальных людей, нашарила-таки взглядом коробку из-под чая. Девственно пустую.
— Это… — Пальцы сжались на лакированном дереве, и что-то хрустнуло. — Здесь же было…
— Сколько бы ни было, едва хватило на ваше ведро.
Ее глаза перестали выражать вообще что-либо, став непроглядно-черными.
— Весь запас… — Хрустнуло еще раз, и коробочка разлетелась на куски, а остороносая шагнула ко мне. — Весь драгоценный…
У Светы был такой вид, будто она сейчас и меня раздерет в клочья, но это не особо пугало, да и вообще не занимало мои мысли, потому что где-то на периферии зрения маячил Вася со своими непредсказуемыми реакциями. И следующий ход должен был сделать не я, не остроносая, а…
— Ласточка моя, стучат.
Света дернула головой, резко, как галка.
— Кто?
— К нам снова гости, если не ошибаюсь. И долг хозяина, а в твоем случае — хозяйки…
Она нахохлилась, что-то буркнула в пушистый ворот своей пелерины и направилась к шлюзу.
На этот раз не было никакой бесконечно прибывающей бабушки удава: все ограничилось единственной фигурой в белом балахоне, замершей посреди приемной площадки.
Из густых складок вынырнули ладони, на которых покоился небольшой ларец. Остроносая протянула руки, принимая ношу бережнее, чем, наверное, собственного ребенка, растерянно кивнула в ответ на глубокий поклон, отвешенный истуканом, и слегка отошла от ступора, только когда шлюз снова закрылся и раздалось гудение, видимо, сопровождающее работу стыковочных механизмов.
— Ну что там? — заглянул через ее плечо Вася.
Всего лишь пластинка, тонкая, полупрозрачная, с небольшим скоплением неразборчивых значков в правом верхнем углу. Но судя по тому, как Света держала ее двумя пальцами, едва дыша, стоила эта безделушка всех сокровищ мира. Ну, по крайней мере, личного мира остроносой.
— Это…
— Верительная грамота, будь я проклят! Поздравляю, ласточка моя! Отныне ты — официальный поставщик двора!
— Д-да…
— О, тут еще что-то есть. Слушай, а эта штука куда как круче любой грамоты! Неужели он сам писал?
Крохотный листочек размером с визитку оказался в руках у Васи быстрее, чем остроносая спохватилась, а потому содержание рукописного текста стало достоянием общественности:
— Той, которая и в самом деле способна добывать удивительные вещи.
Когда твои личные заслуги не только не ценят, но и попросту не замечают, это обидно. Но когда вся слава достается тому, кто вообще не должен был принимать участие в событиях, становится обидно вдвойне и хочется вернуть себе хоть немного утраченного достоинства. Особенно если имеется формальный, но вполне подходящий повод.
