– Что чуть что?
– Ну как? В лесу работа-то не простая. Как кто почиет, так сразу крест и гроб нужен. Для острожников, конечно, без премудростей: самое простое и дешевое.
– Что дальше было?
– Местный наш купец – Виталий Стрёпов – решил нового главу домой к себе на обед позвать. Виталька, конечно, молодец был, царствие ему небесное. Он ведь сюда тоже когда-то из Питера приехал, да только он остался, насовсем.
– А у Виталия не было никогда жены по имени Люба?
– Ээээ…так и точно, была! А ты откуда знаешь?
– Не важно, продолжай, – сказал Артём.
– Ну, так вот. Стрёпов был мужик непростой, потому этого главу-то к себе и позвал. Люди, так сказать, одного ранга. Не знаю, что у них там произошло, но поссорились они. Да так, что Стрёпов этого чиновника самозванцем прозвал.
– За что это?
– Да говорил вроде, что тот французского не знает. А без этого дела вроде и никак в Петербурге.
– А дальше?
– А дальше всё и случилось. Чиновник этот устроил солдатам праздник, а в это время каторжники мятеж устроили. Всех перебили в лесу, а потом и в острог ринулись. Оказалось, что это главный – бандит, а не чиновник. Он все и подстроил, сволочь.
– Как звали-то его?
– Леонид Кузнецов, только его так никто и не звал.
– А как звали?
– Лёня-масочник. Что уж там, придурялся он плохо. Быстро мы его раскусили, да только вот все равно поздно было…. Начала эта банда разбойничать, девок хватать. Мужики, кто покрепче, за вилы взялись, но у беглецов оружие солдатское было. В итоге кровавую баню устроили. Всех от мала до велика перебили.
– Кроме тебя.
– Меня ранили, и я сознание потерял. А потом очнулся еле как живой, а вокруг уже никого. Все дома обнесли, всех застрелили и уехали, обо мне не вспомнив…. Вместо верховенства закона – верховодство законников. Вот как всё было.
Артём стоял и смотрел сквозь Митрофана. Он не мог поверить в услышанное.
– Когда все это случилось?
– Дня два назад.
– Почему ты не уехал?
– Эх…мил человек, – старожила вдруг выпряился, вытер пот со лба и отправился куда-то через могилы.
Берестов молча пошёл следом.
Вскоре ровная земля с аккуратными могилами кончилась: впереди был овраг. Мужичок встал на его краю и показал Артёму рукой.
– Куда я их всех брошу? – спросил он.
Чиновник медленно подошёл ближе и увидел горы тел, громоздящиеся друг на друге без всякого порядка.
– Боже…. – вымолвил Артём и тут же отвернулся.
– Ты видел мою рану. Дни мои сочтены. Но дело моё еще не закончено. Сколько успею, столько и похороню. Но так просто своих не брошу.
Берестов взглянул на коротышку, но вместо презрения и жалости почувствовал уважение.
– Тогда я тебе помогу, – сказал он.
– Спасибо, добрый человек.
Чиновник убрал пистолет и, перекрестившись, пустил слезу.
Митрофан же не стал мешать и ненадолго оставил парня одного, а сам вернулся к своему пристанищу, разделал курицу и сварил её. Дело шло к ночи, а потому старожила предложил чиновнику ужин и ночлег в церкви.
– А работой завтра займемся, – добавил он, цедя горячий бульон.
Артём согласился. Ночлег он решил устроить себе в церкви, но ночью так и не смог заснуть.
« Как же это так? Разве ж так бывает?» – вопрошал он у себя и тут же получал ответ в виде воспоминаний об овраге, заполненном телами, и мёртвом остроге.
Вдруг Артём вспомнил про Архипа.
« Господи, такое горе он точно не перенесёт» – пронеслось в голове у чиновника.
Из-за тревожной бессонницы Берестов не только не мог уснуть, но и просто спокойно лежать. Внезапно его голову посетила мысль: « А может, привезти Архипу что-нибудь на память о Машеньке?»
Взвесив все за и против, чиновник решил, что так будет правильнее.
« Все-таки он её несколько лет не видел. А так ведь ещё сам поедет в этот злополучный дом» – подумал Артём, надевая на себя пальто.
« Чёрт, а он ведь все равно пойдет. Да на могилу уж точно заглянет. Выдержит ли его душа очередное горе?» – присаживаясь на скамейку, риторически вопрошал чиновник.
« Ладно, раз влез, так влез. И ничего не поделаешь. Заберу Архипа в Петербург. Дело, так или иначе, серьезное. Уж лучше я за него замолвлю словечко, его и следствие сильно беспокоить не будет. А потом уже при содействии дяди мы всех этих бесов найдем и накажем, да так, что пожалеют, твари, о том, как глаза свои выше кандалов осмелились поднять» – горячился Берестов, расхаживая из стороны в сторону.
