Казалось, жизнь его определилась раз и навсегда — гидрографический факультет Морской академии, а там новые экспедиции, новые открытия, новые труды и новые награды…
Однако карьере моряка-ученого не суждено было статься…
Николай Николаевич Коломейцов остался верен себе и флотскому Уставу. После неудачного для него плавания на «Заре» он, как и Колчак, как и Матисен, как и боцман Бегичев, отправился на Русско-японскую войну. В Цусимском сражении командовал миноносцем «Буйный», именно ему выпала отчаянная миссия снимать тяжелораненого флагмана Рожественского вместе со штабом с эскадренного броненосца «Суворов»…
Старый холостяк Коломейцов женился аж в 42 года на Нине Дмитриевне Набоковой, родной тетке Владимира Набокова, ставшего известным писателем
Контр-адмиральский чин он получил раньше, чем Колчак, — в 1913 году. Однако бывший его соратник и вахтенный офицер все же обогнал его в чинах, получив на год раньше второго орла на адмиральские погоны. Коломейцов стал вице-адмиралом всего за две недели до Октябрьского переворота.
Он четко шел по строевой линии: после «Зари» командовал ледоколом «Ермак», в Цусиму ушел командиром миноносца «Буйный», потом служил старшим офицером на линкоре «Андрей Первозванный»… Был привлечен Колчаком к строительству парохода ледокольного типа «Таймыр».
Перед Первой мировой войной командовал линкором «Слава».
После 17-го был арестован большевиками и заключен в Петропавловскую крепость. В конце 1918 года бежал в Финляндию по льду Финского залива, благо имелся полярный опыт. У белых на Черном море возглавлял группу ледоколов.
Эмигрировал во Францию, где в 1944 году трагически закончил свой жизненный путь. Тем не менее Николай Николаевич намного пережил своих товарищей по «Заре». Если бы не американский грузовик, который сбил 77-летнего старика в только что освобожденном от немцев Париже, возможно, он разменял бы и девятый десяток. Его похоронили на Сент-Женевьев де Буа.
Лишь ему одному из офицеров «Зари» довелось лечь под могильным крестом Другим же — барону Толлю, астроному Зеебергу, лейтенантам Матисену, Колчаку — эпитафией стала строчка из песни «Варяг»: «Не скажет ни камень, ни крест, где легли во славу мы русского флага…»
Несмотря на «белогвардейско-эмигрантское прошлое», имя Коломейцова многократно увековечено на карте: тут и остров в архипелаге Норденшельда, и бухта в море Лаптевых, и река на Таймыре, и гора на острове Расторгуева (Колчака), и проливчик в шхерах Минина. И даже гидрографическое судно названо в его честь — «Николай Коломейцов».
* * *
ОРАКУЛ-2000.
В конце XX века, который начался для русской Арктики под посвист ветра в снастях «Зари» и шорох санных полозьев экспедиции Толля, в эти же места по полярным льдам ушли в высокие широты лыжники под водительством офицера Российской армии, подполковника Владимира Чукова. Они шли все к той же цели, под той же Прикол-звездой, что манила и светила всем русским северопроходцам
В отличие от других лыжных экстремалов Чуков шел со своей группой без какой-либо поддержки с воздуха, в режиме полной автономности, как шли по здешним льдам Толль с Колчаком, как шел Колчак с Бегичевым, уповая только на свои силы и «Господи помилуй!».
«Воин должен быть почти святым», — утверждал Прудон. Это и про Чукова тоже…
Он и его парни шли к Северному полюсу, теряя товарищей, шли по самой кромке жизни, как по кромке льда, и делали это вовсе не для того, чтобы установить очередной рекорд для Книги Гиннеса. Чуков, с заиндевелой бородой и бровями, чем-то похожий одновременно и на барона Толля, и на лейтенанта Колчака, признался однажды:
— Полюс для меня святое место. Именно там, в истязательном паломничестве к нему, и происходит очищение души. Ведь все великие души были воспитаны на страдании.
Странное дело: прошло столько лет, и каких лет! Какими только походами-экспедициями они не прогремели, а в конце XX столетия вдруг снова заговорили о той почти безвестной на фоне потрясающих свершений века, ничего толком не открывшей экспедиции на шхуне «Заря». Вдруг стали выходить книги одна за другой, посвященные барону Толлю, лейтенанту Колчаку, киноленты, видеофильмы… Вдруг стало почему-то важным узнать и осознать каждую деталь, каждую подробность той отчаянной экспедиции, завершившейся трагической гибелью своего командора и его сподвижника. Может быть, потому, что она была самой первой попыткой века познать свое время и свое пространство, открыть не столько новые земли в морях, сколько новые вершины в человеческих душах? И на этой незримой карте рядом с пиками Толля и Зееберга встали пики Колчака и Бегичева.
