Командор Петра Великого - страница 58

– Сам не пойму. Вторую неделю что-то гнетет. Как будто должно случиться нечто нехорошее. А то и уже случилось, и лишь мы в этих краях ничего не знаем.

– Вроде бы все… – начал Григорий.

– Знаю, – перебил его Командор. – Стрельцы отправлены в Москву без всякой дембельской службы. Турки ведут себя тихо. Князь-кесарь к нам претензий вроде бы иметь не должен. И все равно неспокойно на душе. Может быть, просто устал. Хочу к своим. Побыть с ними, отдохнуть.

Как ни живи службой, но иногда так хочется навестить свой домик в Коломне!

– Я тоже, – признался Ширяев. – Маратика увидеть, Сергея… – Своего второго сына Григорий назвал в честь командира.

Помолчали. Потом Командор встрепенулся и произнес:

– Давай сегодня позовем Костю и Валеру. Посидим, вспомним былое. Глядишь, легче станет.

Он стоял спиной к городу, поэтому не видел того, что первым заметил Ширяев. Зато сразу обратил внимание, как глаза Валеры сузились, пытаясь что-то разглядеть.

– Кто там? – оборачиваться Командор не стал.

– Не пойму. Скачут двое. Один – явно казак, а второй… – Ширяев напрягся еще больше. – Вроде Петрович. Но не уверен.

– Петрович? – Кабанов мгновенно совершил полоборота. – Откуда ему взяться? Он же…

Лицо бывшего флибустьера чуть дрогнуло.

К ним действительно галопом несся Петрович. Врач не жаловал верховой езды, и уже сам факт заставлял поневоле заподозрить что-нибудь плохое. Да и вид у Петровича был такой, словно он минимум дней десять только и делал, что стремительно мерил километры без остановки на отдых. Не верхом, так в возке. Выматывает не хуже.

Врач подскакал, кое-как остановил коня, сполз с него и выдохнул:

– Мне сказали, что вы здесь. Вот, пришлось взять лошадь.

– Что случилось? – тихо вымолвил Командор.

Похоже, эту фразу ему хотелось прокричать.

Петрович как-то замялся. Можно спешить изо всех сил, а потом не находить слов для передачи дурных известий.

– С Женевьевой? – спросил Кабанов про жену Валерия, тут же понял: не угадал, и глаза его вдруг стали большими. – Что?!

В камине умиротворенно горело пламя. От этого в кабинете было уютно, особенно при взгляде за окно. Там моросил мелкий противный дождь, вызывал желание забиться куда-нибудь и не выглядывать, навевал сонливость и лень. Но живой огонь вставал на пути меланхолии, не давал впасть в сплин, призывал к спокойным и взвешенным рассуждениям.

– Его Величество, как вам, конечно, известно, нашел время лично встретиться с царем… – Лорд-канцлер задумчиво вертел бокал дорогого стекла, любуясь рубиновыми переливами выдержанного вина. – Могу также сказать, что встреча состоялась во многом благодаря вашей беседе с королем и высказанным замечаниям о переменах в России.

Лорд Эдуард благодарно склонил седую голову. Выносить подобные дела на суд палаты лордов и уж тем более – палаты общин было глупо. Только личные встречи с Его Величеством и теми людьми, которые вершат в данный момент политику великой державы. А во многом и судьбы остального мира.

Важное всегда должно оставаться тайным. Только тогда можно быть уверенным, что никто вольно или невольно не испортит проводимую игру.

Оставалось лишь наметить ее общие правила.

– Надо сказать, царь Петр произвел определенное впечатление на Его Величество. Работящ, не гнушается любой работой. Вместе с тем стремится изменить свою страну, сделать ее более приемлемой для остального мира. И при этом сам остается варваром, в самом прямом значении слова, – так же не спеша продолжал лорд-канцлер.

– Я все это имел честь докладывать, – напомнил, воспользовавшись паузой, Эдуард. – Как и о наиболее значительных или влиятельных лицах из его окружения. По возможности – с достоинствами и недостатками каждого по отдельности. Некоторые из них приехали в Европу вместе с Петром. Другие остались дома.

Лорд-канцлер кивнул, сделал небольшой глоток вина, посмаковал изысканный букет и лишь тогда произнес:

– Его Величество просил передать, что очень благодарен за ваши замечания и ценные наблюдения. Равно как и за привезенную вами машину, которая несомненно найдет применение у многих промышленников и горняков. Даже удивительно, как среди всеобщей дикости вдруг рождается творческое вдохновение.