– Чисто, – шепнул Кабанов, на полукруге встретившись с крадущимся навстречу Ширяевым.
– У меня тоже, – шепотом ответил бывший сержант, вытирая нож куском какой-то тряпки.
Примерную схему форта им набросал д’Энтрэ, и, ориентируясь по ней, они спустились во внутренний дворик, где располагалась дверь к вожделенному пороховому погребу. Внизу тоже обошлось без шума, и лишь последний часовой стоял так неудобно, что вплотную было не подойти. Командор метнул ему в сердце один из своих ножей. Солдат молча свалился там, где стоял.
Зато с замком на двери пришлось повозиться. Ключей от него у часовых не оказалось. Сбивать – шуму не оберешься, и Сорокин долго ковырялся в нем, действуя шомполом пистолета вместо отмычки, пока замок наконец не щелкнул и дужка не отошла.
Остальное было элементарно. Вскрыли несколько бочек, одну из них опрокинули, набрали в холщовый мешок ведра три пороха, продырявили его и, начиная от кучи пороха возле опрокинутой бочки, вывели текущей из дырявого мешка черной струйкой вдоль двадцатиметрового коридора пороховую «змейку» к подножию крутой каменной лестницы, ведущей во внутренний двор форта.
– Сколько у нас будет времени? – спросил Ширяев.
– Минуты полторы. Если повезет – то две, – ответил Кабанов, снимая стекло с прихваченного во дворе фонаря и поджигая от теплящегося внутри огонька скрученную тряпицу. – Все наверх. Пора сматываться.
Он наклонился и поджег импровизированный фитиль. Диверсанты выскочили во двор, не забыв прикрыть за собой тяжелую дверь.
– Ходу!
Из форта припустили так, как не бегали уже давно.
В темноте взяли не то направление, и никак не могли обнаружить куст, возле которого оставили одежду. Не сговариваясь, решили бежать через город в чем были, но тут на полнеба полыхнула фиолетовая вспышка и тяжело содрогнулась земля. Десантники инстинктивно бросились на нее, прижались крепче, чем к любимой женщине, и не видя, как сзади взмывают в воздух обломки злополучного форта.
А куст оказался совсем рядом. В свете занимающегося пожара подхватили одежду, торопливо ее напялили и со всех ног бросились к городу.
Пиратская столица проснулась. Многие ее обитатели, зачастую полуодетые, носились по улицам, пытаясь спросонок понять, что же произошло. Во всеобщей сумятице никому не было дела до бегущих к порту десантников. Если кто и глядел им вслед, то только чтобы убедиться, что это не испанцы, давно точившие зуб на Порт-Ройал.
Такая же сумятица царила и в гавани – правда, народу здесь было значительно меньше. Видимо, Кабанов оказался прав, и большинство моряков никак не могли очнуться после чрезмерных возлияний. Неподалеку от захваченной бригантины на причале лежал человек, но разбираться, кто он такой, у беглецов уже не было времени.
– Вернулись?! – Пылкий шевалье бросился Кабанову на шею и что-то добавил по-французски.
– Как вы? – быстро осведомился командор, оглядывая столпившихся вокруг людей.
– Трое хотели забежать на бригантину. Двоих застрелили, третьего взяли в плен, – скороговоркой выпалил Флейшман. – Он говорит…
– Потом! – прервал его командор. – По местам! Приготовиться к отходу! Костя, Гриша, берем гранаты!
– Понимаешь… – пытался досказать свое Флейшман, но десантники торопливо похватали заранее приготовленные снаряды и выскочили на пристань.
Конечно, нечего было и думать потопить какой-нибудь корабль. Расчет строился на другом. Бомбы были задуманы как зажигательные и при попадании должны были вызвать пожар. А пожар на деревянном да еще крепко просмоленном корабле – штука страшная.
Вскоре несколько стоявших у причала кораблей превратились в гигантские костры. Немногие оказавшиеся на них моряки ничего не могли сделать с быстро распространяющимся пламенем. Нескольких вахтенных Кабанов застрелил на бегу, но выстрелы его револьвера показались совсем негромкими на фоне доносящихся из города криков и грозного гула крепчающего пламени. Огненные отсветы плясали на воде, и казалось, что она изменила цвет, из черной превратившись в зловеще-красную.
Сделав свое дело, десантники один за другим перепрыгнули на бригантину, и замыкающий Кабанов выдохнул заветное:
