– Петрович, постой на шухере, а мы пока займемся артиллерией, – распорядился командор.
При свете переносного фонаря, стараясь избегать шума, мужчины принялись заряжать пушки. Каждую требовалось для начала откатить, прочистить ствол, совком на длинной ручке засыпать порох, утрамбовать его, забить пыж, потом поддон с картечью… Одним словом, работа была не из легких, и вчетвером они едва успели зарядить три орудия, когда к бригантине подошла группа д’Энтрэ.
– Прошу на борт. Корабль подан, – гостеприимно объявил Кабанов, встречая их у трапа.
– Похоже, Серж, вы действительно способны сделать все, – улыбнулся француз. – Вас послало нам само небо.
– Кто меня послал, не знаю, но помощь нужна и мне, – улыбнулся в ответ командор. – Надо поскорее зарядить пушки.
Прибывшие сразу приступили к работе, и к приходу группы Флейшмана половина орудий была заряжена.
Постепенно на бригантине собрались все беглецы. Понимая ответственность момента, никто не поддался искушению и не ввязался в драку с шатающимися по городу пьяными флибустьерами. Первый этап операции удался на удивление легко, и теперь надлежало основательно подготовиться ко второму.
Сорокин на пару с Кабановым проворно изготовили с десяток ручных бомб с короткими фитилями. Тем временем их товарищи успели обшарить корабль и собрать в кучу все найденные мушкеты. Понемногу, по-прежнему стараясь не шуметь, разобрались с бегущим такелажем и, насколько возможно, стали готовить бригантину к отплытию.
– Пора, – сказал командор и повернулся к д’Энтрэ и Флейшману: – Как только форт взлетит на воздух, подготовиться к бою, но вступать в него только в случае крайней необходимости. Если через полчаса после взрыва нас не будет, действуйте так, будто нас вообще нет. Отходите от причала, чтобы с первыми лучами солнца выйти в море. Ни в коем случае не медлите. Это приказ.
– Я хотел бы пойти с вами, Серж, – попросил д’Энтрэ. – Такое опасное дело, а я остаюсь в стороне.
– Извините, Мишель. Я вас понимаю, но у вас нет нашей подготовки. Не обижайтесь. Вы отличный воин и командир, но не диверсант. Форт – наше дело. Да и должен кто-то командовать на корабле, – не согласился Кабанов.
– Жаль, – вздохнул шевалье, но спорить не стал, понимая правоту своего нового друга. – Удачи вам!
– Ни пуха ни пера! – добавил по-русски Флейшман.
– К черту! – тоже по-русски ответил Кабанов и повернулся к Сорокину и Ширяеву: – Пошли, ребята!
Шпаги они за ненадобностью оставили на бригантине и в путь пустились почти налегке. У каждого имелся пистолет, хотя только у Кабанова было достаточно патронов к его револьверу, по паре кремневых «игрушек» и по нескольку ножей. Под одеждой у всех троих была защитная форма, очень удобная для скрытного передвижения, но плохо совместимая с этим городом. А так – обычные люди этого времени, двое победнее, один – побогаче. Сколько таких компаний они видели сегодня на улицах!
Но это было несколько раньше. Гулянка постепенно затихала. Кто-то наслаждался продажной любовью, кто-то не выдержал чрезмерных возлияний и заснул. Город становился безлюден. Лишь из одного кабака по дороге еще доносились звуки музыки и пьяные крики – видно, там собрались наиболее стойкие, твердо решившие гулять до самой зари. В свете фонаря у входа темнело пять или шесть тел тех, кто не выдержал схватки с зеленым змием и отрубился…
От гавани до форта было рукой подать, и добрались до него быстро. Здесь город уже кончился, и тьма казалась еще гуще, если такое «еще» возможно. Лишь едва заметный свет фонарей кое-где обозначал вершину крепостного вала. Не будь его, пока не упрешься – не заметишь, что перед тобой крепость. Но тьма десантникам была только на руку.
Возле какого-то куста десантники скинули с себя маскарадную одежду, проверили в последний раз, легко ли вынимается оружие, и устремились к валу. Был он крутой, но залезть на него не составило особого труда.
И – началось. Трое диверсантов разделились и призрачными тенями заскользили вдоль вала. Порою приходилось замирать, кое-где – ползти, местами даже спускаться по внешней стороне, чтобы потом внезапно возникнуть перед очередным часовым, в полудреме ожидающим смены. Не вскрикнул ни один. Стояли – и не стало, словно их и не было.
