– А что мы можем сделать? – спросил я. – Не апеллировать же к суду с просьбой о смягчении приговора!
– Да, суды здесь покруче наших, – согласился Гриф. – В родной тюрьме сидеть было бы куда приятнее.
Естественно – ему-то что тюрьма, что санаторий. Здесь о прошлом Рдецкого не знали, а если бы узнали, то могли и вздернуть без разговоров. Другие времена, другие нравы. Вслух я сказал:
– Со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Жаловаться можно сколько угодно – от этого ничего не изменится.
– Действовать надо. – В глазах Грифа мелькнула ненависть. – Я бы и от своих такого не потерпел, а от чужих терпеть тем более не собираюсь. Загнуться от приговора за несовершенные дела…
– А за совершенные разве легче? – поддел я его. – Что ты предлагаешь?
– Что тут еще можно предложить? Побег, – смерив меня оценивающим взглядом, ответил Гриф.
– Как? И куда бежать? Ямайка – остров большой, но рано или поздно нас все равно найдут. Объявят награду, тогда нас любой встречный выдаст с потрохами. Да и всю жизнь прятаться не станешь.
– Разумеется, – кивнул Гриф. – Но всю жизнь и не надо. Затаимся на месяц-другой, пока активные поиски не улягутся, а там доберемся до берега, приватизируем подходящую лодку – и поминай как звали! До Гаити не так далеко, а там французы.
Изложенный в нескольких словах план был, несомненно, наиболее разумным из всех возможных, но гладко бывает только на бумаге…
– Хорошо, но возникает еще несколько логичных вопросов. Чем мы будем заниматься этот месяц-другой? Где скрываться, чем питаться? Что станем делать на Гаити, если доберемся? И наконец, как мы сможем убежать? Нас восемь человек, но среди нас нет ни одного настоящего профессионала. Кабанов, Сорокин, Ширяев – все они на другой плантации, но мы же не знаем, где именно? Или ты предлагаешь отыскать их и на Гаити бежать вместе?
– Нет. Начнем рыскать между плантациями – нас в два счета поймают. А что касается побегов, ты уж извини, Юра, но единственный профессионал здесь – я. Как и ты единственный из настоящих моряков. Поэтому я и предлагаю бежать вдвоем. Ты прав, остальные уже ничто, обуза. Да и поверь мне, человеку в таких делах опытному, что толпой бежать намного труднее. Вдвоем мы в любую щель пролезем, а все вместе… Нет, только вдвоем! Еды на двоих нужно меньше. Скажу тебе по секрету – мне удалось кое-что раздобыть и припрятать, так что на первое время с голоду не помереть хватит. А как добраться до Гаити… Что ж, придется нашему хозяину поделиться с нами деньгами. Нам они, сам видишь, намного нужнее. Но это я тоже возьму на себя. Тебе же придется убрать одного из надсмотрщиков. У меня осталось всего два патрона… маловато. Нужно хоть какое-то оружие. Не могу же я все делать сам! – В последней фразе мне почудилось какое-то притворство. – Согласен?
– Подумать надо. Сам понимаешь, такие дела с бухты-барахты не делаются.
– Подумай, конечно, – согласился Гриф. – Но только не очень долго. Тянуть тоже не следует.
В принципе, я почти не имел возражений против предложенного плана. Я очень скоро ощутил, как выматывает меня эта каторжная работа, как быстро я теряю силы. Если побег откладывать, сил на него может попросту не остаться. Нас было слишком мало для бунта, и даже будь с нами Кабанов, нас могла погубить любая случайность. Точно так же мы не могли ввосьмером захватить корабль и, даже в случае успеха, справиться с парусами на любой посудине крупнее прогулочной яхты. Уйти в леса и партизанить? Но не всю ведь жизнь! Тогда и в самом деле лучше бежать, а там или украсть лодку, или завербоваться матросами (если невероятно повезет) на первый попавшийся корабль. Насколько мне помнится, примерно в это время Порт-Ройал был чем-то вроде столицы флибустьеров Карибского моря, а они вряд ли требовали от матросов какие-то документы. Правда, городу в конце концов предстояло погибнуть во время землетрясения, но, когда это произойдет, я, хоть убейте, вспомнить не мог.
Единственное, что вызывало у меня некоторые опасения, – личность напарника. После моих последовательных отказов у Грифа не могло быть никаких причин любить меня. Более того. Насколько я помнил рассказанное мне в той, прежней жизни, Гриф всегда отличался редкой злопамятностью и при первой же возможности припоминал человеку все подлинные и мнимые обиды. Так почему же он выбрал меня? Только ли потому, что я и в самом деле остался единственным, кого можно с натяжкой назвать моряком? Ярцев-то пропал неизвестно где, и, учитывая огромное количество островов в архипелаге, найти нашего Шкипера попросту нереально. Да, до боли жаль Лену, да и Валера был неплохим парнем, но правде надо смотреть в глаза…
