Юго-восточный ветер усилился примерно до четырех баллов, и я подумывал, не заполнить ли мне балластную цистерну. Но небо покрылось низкими облаками, так что самолет мы могли заметить прежде, чем он нас, поэтому я и решил немного подождать. Из предосторожности я стоял на мостике, держа одну ногу на крышке люка боевой рубки. Если бы волна стала захлестывать внутрь, люк можно было быстро захлопнуть - эта практика осталась от старых подводных лодок.
Неожиданно пришла волна, но "Силайон" на нее не поднялась. Она просто уткнулась в волну носом, и, прежде чем сообразили, в чем дело, мы оказались под водой.
Ногой я с силой толкнул люк, закрыв его, а сам ухватился рукой за стойку перископа. Вахтенные сделали то же самое. Однако Васко оказался застигнутым врасплох (на самом деле нашего штурмана, лейтенанта, звали Страуд, но на субмарине его величали в честь Васко де Гама, великого португальского мореплавателя). Его тотчас смыло за правый борт и отнесло к корме, но, к счастью, он успел ухватиться за свободный трос за стойкой перископа. Когда мы вынырнули после нашего незапланированного купания, Васко достаточно рискованно восседал на радиоизоляторе в самой дальней точке мостика. Этот случай научил меня больше не утяжелять лодку. Слишком большим оказался риск.
Моряк всегда должен ставить опасности морской стихии выше опасностей, исходящих от врага. Если бы мне вдруг не удалось тогда закрыть люк, "Силайон" больше никогда уже не всплыла.
Патрулирование у берегов Бреста оказалось очень скучным делом, поскольку приходилось болтаться, ожидая выхода германских миноносцев, которые так и не появлялись. Цель могла также появиться или в виде немецкой субмарины, или же в виде какого-нибудь смельчака, прорвавшего блокаду. Сейчас я понимаю, что в каком-то смысле это оказалось для меня удачным стечением обстоятельств, хотя тогда я этого и не осознавал: норвежское лето 1940 года сбило с меня спесь, и вынужденная, изнуряющая скука оказалась прекрасным средством для укрепления нервов.
Подводник Регги Дарк, кавалер ордена "За боевые заслуги", еще в Первую мировую войну организовал подчиненным очень приятную жизнь в Блокхаузе, к тому же Марджори вместе с очень симпатичной подругой снимала домик недалеко от Фархема. Так что летом 1941 года в перерывах между походами я наслаждался жизнью - тем более что Шелли Роллз нередко брал меня с собой порыбачить на Итчен. Все это стало приятной интерлюдией между периодами подводной жизни.
Примерно в это же время мне очень повезло с составом команды на "Силайон". Впервые в качестве командира минно-торпедной боевой части на субмарины стали направлять офицеров резерва Королевского военно-морского флота. До этого подлодки считались пунктом назначения исключительно для профессиональных офицеров военно-морского флота. Мне по очереди достались два прекрасных моряка. Первым оказался Канада (капитан-лейтенант Фредди Шервуд, кавалер ордена "За боевое отличие"), который позднее стал моим старшим помощником на "Сафари ". Со временем его сменил Тедди Янг (капитан Эдвард Янг, кавалер орденов "За боевые заслуги" и "За отличие"), который много и подробно рассказывал о "Силайон" в своей книге{14}. Эти двое оказались предвестниками новых традиций в службе подводного флота.
В качестве развлечения в однообразной патрульной жизни возле берегов Бреста мы превратились в романтическую бригаду "плаща и шпаги".
Однажды мы отплыли из Блокхауза с целым чемоданом денег (это были франки), с несколькими канистрами бензина, а также с запечатанными пакетами, содержащими приказы. Мне было позволено вскрыть пакеты лишь после выхода в открытое море, а помимо этого я получил инструкции в определенный день (а точнее, вечер), в определенное время, в определенном месте (у берегов Копкарно) связаться с определенным рыбацким судном.
Отчеты об этих операциях считались настолько секретными, что их даже не подшивали вместе с моими отчетами о патрулировании, поэтому я не смог освежить свои воспоминания и уточнить все детали. Помню, что рыбацкое судно должно было быть бело-голубым, с сигнальщиком на мачте. Мы, как положено, явились в нужное место и в нужное время, но, хотя вокруг было полно рыбацких судов, среди них не было ни одного бело-голубого.
