- Труба сорвана и засыпана в развалинах. Нас никто не услышит!
Как всегда, отыскался скептик. Он сказал "нас", хотя по трубе стучал командир подводной лодки. Он сказал "нас", стараясь распространить свое неверие на всех остальных. Уж такой у него был характер. Без оппозиции нигде не обходится, кому-то надо противоречить. Ему хотелось, чтобы люди недоверчиво качали головами и твердили наперебой: "Нас никто не услышит".
А когда все заразятся его неверием, он гордо поднимет голову и скажет: "Я же вам говорил".
В его сторону сердито посмотрели. Ему не верили.
А девочка представила себе, как где-то там наверху трубу разорвало взрывом бомбы, и металл в том месте расщепился во все стороны наподобие тюльпана. А из этого железного тюльпана бьет водяная струя, разветвляясь на множество змеек, и они с шипением падают в пыль развалин. И вместе с водяными струями из трубы вырывается этот гунг, гунг! Большой звук распадается на множество мелких, и они опахалом опускаются на город гунг, гунг! Люди с лопатами в руках бегут к рухнувшему дому, бегут штатские, бегут военные, мчатся машины, и, лязгая гусеницами, ползет даже танк, только ему под силу оттащить завалившие погреб стены. А звук все ширится, растет.
В подвале стояла тягостная тишина.
И опять послышались всхлипывания женщин. Их успел заразить тот неверующий.
Какой-то мужчина разыскал лом и попробовал проложить дорогу к рухнувшей лестнице. Ударил раз, другой и в подвал ринулась лавина камней, мужчину отбросило назад. Ему перевязали раны, он стонал.
v - Женщин и детей пропустить к стене, - приказал командир подводной лодки.
Стена была сложена из крупных камней, потолок над ней даже не треснул.
- % останусь с тобой, - сказала девочка командиру подлодки.
- ц чего они там наверху копаются, - ворчал неверующий, - ждут, пока задохнемся.
Большинство уже было заражено неверием. Им казалось, что прошло невероятно много времени - несколько дней, а то и недель. Им казалось, что они лишь чудом уцелели, а поскольку в чудеса они не верили то решили, что жить им осталось очень мало, так мало, что даже не стоит сохранять самообладание. Перед смертью бывает момент, когда оказываешься во власти инстинктов. Нужна большая сила воли, чтобы не стать животным. У зараженных неверием не было силы воли.
- К черту, - сказал один, - дай-ка сюда лом, не хочу подыхать.
- Потолок едва держится, - ответил командир подводной лодки, - надо подождать.
- Подождать, пока не сдохнем, так, что ли? Давай лом!
- Дайте ему лом, - завопила женщина, - что-то надо предпринять! Иначе ребенок задохнется!
Девочке и вправду дышать было трудно, но она сказала:
- Я не задохнусь. Мне хватит воздуха. Легкие у меня маленькие.
- Дай лом!
- Нет!
Командир подлодки мог потерять авторитет, более того, он мог потерять лом. И тогда бы зараженные неверием мужчины попытались прорубить проход, и потолок бы рухнул.
Динг! Ударили по трубе.
- Ура! - крикнула девочка. - Вот они и пришли!
Она поперхнулась, закашлялась. Она вдохнула в легкие слишком много пыли.
- Ага, - произнес командир подлодки. Он уселся рядом с трубой, положил под себя лом и, взяв камень, постучал по трубе. Он снова обрел авторитет. Он верил людям, оставшимся наверху, и люди его не подвели.
Прозвучал этот "динг", и вот опять он был командиром.
- Чего они там выстукивают? - спросил тот самый мужчина, который чуть не подрался из-за лома. - Чего выстукивают? Вы же знаете азбуку Морзе?
- Они выстукивают, что через час-другой доберутся до подвала, - ответил командир подлодки.
- Который час?
- Половина второго, - ответили из угла, где находились единственные в погребе часы.
- Дайте мне часы, - сказал командир подлодки.
Ему подчинились без звука.
Он погасил фонарик, батарейка почти совсем разрядилась. Лампочка едва светилась.
Прислушавшись, люди уловили где-то наверху не то царапанье, не то поскребыванье. Надежду нужно подкармливать, иначе она угасает, как фонарик с разрядившейся батарейкой. И люди вслушивались.
Никогда еще время не тянулось так медленно. Прошла целая вечность, можно было перебрать всю жизнь от первых минут сознания до того ужасного момента, когда рассыпался дом. Можно было, точно покрывало, расстелить свою жизнь на коленях и как следует разглядеть узоры, стежки. Кое-где зияли дыры, и тут уж память была бессильна. Забыто, и баста! Можно было вывернуть покрывало наизнанку и придумать, что бы было, если б не было того, что было. Можно было выдумать новые узоры и стежки и по прошествии целой вечности спросить командира подводной лодки:
