— Нет!!!
— Да! Не знаю, чем этот слизеринец по ней шарахнул, но он спас мне жизнь. Выскочил откуда-то, эту отшвырнул, а тут змея каак кинется! А он каак сунул ей тетрадку в зубы! Он упал, а у неё башку провернуло кругом с хрустом таким — и всё, — Криви погладил Волхова по руке и жалобно спросил: — С ним ведь всё будет хорошо? Вы ведь поможете ему, правда?
— Это был василиск, Северус, — сказал Альбус. — Мне очень жаль.
Снейп был уверен — Вадим высказался бы насчет сожалений Дамблдора, грубо и прямо проехавшись по безопасности школы, по которой ползает василиск. Но Вадим смотрел в потолок полуоткрытыми пустыми глазами, а в его губах притаилась усмешка, будто он торжествовал и наслаждался всем, что обрушится на голову директора этим утром. Он вновь сам защитил учеников. О, Снейп всласть хотел наорать на него, снять сотню баллов за прогулки после отбоя босоногим и в одной пижаме, назначить столько отработок и дополнительных занятий, чтобы мальчишка света белого не видел за учебниками, чтобы по ночам он лежал и спокойно спал в постели, а по утрам желал доброго утра, и трясти, трясти…
Но Волхову уже было все равно, и Северус молча стоял над его мертвым телом. Что теперь говорить? Они ведь уже попрощались.
Глава 19. Колодец, колдун и кома
Он колдун, он ведун, он шаман, он проклят
Сам собою в трёх мирах…
Я шел за водой. Колодец, старый «журавль», стоял в центре деревни и уже давно зарос высокими деревьями. Бабушка всегда плевалась, что из-за этих кленов колодец и пересох, но сегодня послала меня за водой именно туда. «Он особенный» — сказала она с улыбкой и вручила мне ведра с коромыслом.
Клены окружали колодец со всех сторон, отчего внутри круга было сумрачно. С одной стороны стояла рассохшаяся скамейка. Один конец доски подпирал заросший мхом и кленовыми побегами толстый пень, уходящий корнями в землю. Под другой подсунули криво срубленную колоду, на которой пробивался одинокий мягкий росток. Я поставил ведро на землю, завязал веревку на дужке второго и открыл скрипучую, посеревшую от времени деревянную крышку. Темная вода плескалась далеко-далеко внизу, отражая кусок неба и древесных крон. Круглые камни блестели от сырости. Скользкие, наверное.
— Ну, здравствуй, Валя.
От низкого баса я подпрыгнул и вскинул голову. Напротив меня полукругом стояли трое мужчин и внимательно меня рассматривали. Я растерянно рассматривал их в ответ. Один, высокий и светловолосый, в национальной одежде, с медвежьей шкурой на плечах, держал в руках люляму[1] и щурил серые глаза, оглаживая короткую кучерявую бородку, поджимал губы. Так, с этим я знаком, легенды от матери слышал. Второй, по центру, насупленно сверлил тяжелым взглядом светло-зеленых глаз из-под пепельных густых бровей. Рассмотреть черты его лица было сложно из-за густой рыжей бороды и надвинутой на лицо волчьей морды. Косоворотка с богатой вышивкой, рукоять меча за правым плечом, шкура на плечах и славянские обереги вариантов не оставляли. Волх собственной персоной. Третий поразил меня до глубины души. Сдвинув маску на затылок и похлопывая себя по бедру бубном, мне рассеянно улыбался то ли индейский, то ли сибирский шаман. Молодой, но абсолютно седой.
— И вам… здравствуйте, — пробормотал я.
Волх цокнул языком.
— Мой наследник. Мудрый, плодовитый, детей много будет.
— Сильная, помнящая, — возразил содяце. — Рассказы мимо ушей не пропускала, училась усердно. Отличная целительница. Я её признал внучкой что в этом мире, что в другом. Не по руке ей люляма.
— Это в одном месте она внучка. А в другом очень даже внук. Род продолжать надо, пусть на девок смотрит. Как понравился мужик, так и разонравится, без девок рода не продолжить. Раз он внук, то пусть до конца внуком становится.
— Хватит спорить, — подал голос шаман. — Валя выберет свою тропу самостоятельно, а как пойдет по ней, не нам решать. Мы сможем лишь совет дать да знание. Не мужчина и не женщина, не стремится подчинять или использовать в личных целях свои силы, не ставит условий, не настаивает на контактах. Умеет ждать. Валя уже почти шаман. Хотите вы видеть целительницу или наследника уже не важно. Осталось лишь посвящение.
