— Если бы ты и впрямь хотел стереть мне память, то уже сделал бы это, — ухмыльнулся Снейп, незаметно убирая палочку обратно в рукав. — Договоримся?
Люциус вздохнул и прикрыл глаза.
— Договоримся. У меня всего лишь одна просьба: если Драко однажды придет к тебе с… Неважно с какой проблемой, даже если это покажется глупым или странным, ты поможешь ему. Без вопросов и нотаций. И помни о том, чье задание он выполняет.
Северус коротко кивнул.
Очередной долг. Что ж, по крайней мере, теперь у него будет шанс узнать, что же это за задание, которое могут выполнить только Малфои. А там… Помогать ведь можно по-разному.
Получив клятву, Люциус сел на постель Драко и бережно сжал безвольную руку, теряя к Северусу всякий интерес. Поняв намек, тот покинул Больничное крыло.
Северус так никогда и не узнал, что после его ухода из-под кровати выбрался Максвелл Стюарт и обнял осиротевшего лорда за шею.
— Милорд! — потрясенно выдохнул Люциус дрожащим голосом. — Простите! Простите нас!
— Ничего, Люциус, — вздохнул Макс, отстранился и сжал плечо. — Ты всё сделал правильно. И Абраксас… тоже…
— Как же мой сын… Я боюсь, что Драко не справится, он слишком юн и не готов к работе с вами. У него нет опыта. И выдержки. Как же не вовремя, — тихо посетовал Малфой, прикрывая ладонью глаза, и тяжело задышал, как будто его ударили в грудь.
— Он справится, он же твой сын. Ты ему поможешь на первых порах. И Барти. Я тоже в стороне не останусь. Мы справимся, Люциус.
Малфой взглянул на Максвелла со странным выражением на лице, как будто бы снизу вверх, словно выискивая что-то.
— Мой лорд, вы учились вместе, вы же знали его почти всю жизнь…
— Да, — тяжело вздохнул Максвелл. — Это не только твоя потеря.
Наступило молчание. Тишину Больничного крыла нарушало лишь прерывистое дыхание, больше напоминающее всхлипы.
Рождество выдалось очень грустным. Смерть Люпина, стычка в деревне — все эти события подкосили как школьников, так и их родителей. Амбридж получила нагоняй от начальства за то, что пропустила такую дыру в безопасности школы, как Хогсмид. Дамблдора попросили покинуть пост директора. Настойчиво так попросили, но он как-то отболтался или подключил свои связи, которых у него оставалось немало… Даже не знаю, чем он прижал Совет попечителей, да и знать не хочу. Мне было не до того.
Все считали, что я скорблю о Люпине, что мне так тяжело далась гибель пациента. Я не возражал. Мне было всё равно. Правду знали только Малфои и Снейп. И Стюарт. В последний день перед каникулами он ходил хмурый, со скорбно поджатыми губами, и уезжал в совершенно безрадостном настроении.
Перед отъездом Макс, нервничая и неловко подбирая слова, поинтересовался, куда отправился Абраксас. Я ответил: «Домой». Максвеллу этого хватило или он сделал вид, что хватило. Без разницы.
Я ходил по школе скорбящей сомнамбулой, как метко обозвал Северус. Меня не расшевелил даже тот факт, что я переехал к декану. Ну, живем мы в одних покоях, и что? Все слизеринцы разъехались. Северус просто боялся оставить потенциального самоубийцу в одиночестве. За мной постоянно кто-то присматривал: ученики, эльфы, профессора или сам Северус. Подозреваю, что домовики и в ванной не оставляли меня одного.
Рождественский ужин отложился в памяти какими-то урывками. Вот я сижу и неохотно ковыряюсь в куске гусятины, вот Дамблдор пускает из хлопушки воздушное конфетти, вот Хагрид скармливает миссис Норрис кусочки своего ужина под одобрительным взглядом Филча, вот Дамблдор вещает о том, как Христос накормил толпу тремя рыбинами и напоил из одной бутылки. Все профессора были веселы и говорливы, только мы с Северусом молчали, выделяясь черным пятном среди разномастных ярких мантий, мрачные и абсолютно лишние на этом празднике жизни.
В какой-то момент гусь исчез из-под моей вилки, и на тарелку легла… раковина с дрожащей, сбрызнутой лимонным соком, устрицей.
Я медленно поднял взгляд.
Рядом с рождественским гусем стояло блюдо с открытыми устрицами, а справа от меня Северус разливал Шардоне из запотевшей бутылки, которую явно зачаровали на восполнение: были наполнены уже десять бокалов, а вино всё лилось и лилось. Когда Северус взмахом палочки превратил мой кубок в «тюльпан», в удивленных взглядах учителей отчетливо проскользнуло неодобрение.
