Драко с громким стуком опустил свою чашку, метнув на болтуна предостерегающий взгляд. Нотт запнулся и неловко закончил:
— В общем, было бы хорошо, если он вернулся прежним. Да и в любом случае тебе ничего не грозит, Волхов. У тебя синдром Грин, он бывает только у чистокровок.
Ну да, ну да… А ничего, что хафлпаффцы с гриффиндорцами сидят в слезах?
Атмосферу в Большом зале было весьма трудно выдерживать. Я быстро съел свою порцию жаркого и тихонечко просочился к выходу, но в дверях меня нагнала Луна со своей неизменной фразой:
— Нам надо поговорить!
— Меня уже задолбали разговорами, Лавгуд! — застонал я.
Луна удивленно глянула на меня своими странными глазами, похлопала ресницами, но не отступила.
— Но мне правда надо! — жалобно протянула она, складывая брови домиком.
Я вздохнул. Луна девушка настойчивая. Если не поговорю сейчас, то она меня до кондрашки доведет. Она такая.
— Ладно, где?
Луна раздумывала недолго.
— Третья башня.
А, рядом с Астрономической. На неё почти никто не ходил. Небольшая круглая комната была пыльной и совершенно пустой. Мы зашли внутрь. Лавгуд наложила на двери чары и, нервно засунув палочку в свой высокий хвост, повернулась ко мне.
— Вадим, ты можешь рассказать мне, что происходит?
— Ты уверена, что хочешь это знать?
Зачем ей? Она не тот человек, который будет что-то делать и совать голову в пекло. Она наблюдатель, в лучшем случае, советчик. Уверен, она обошлась бы и без этого знания.
— Нет, но не знать еще хуже. Поделись со мной, пожалуйста.
— Ну, хорошо, — я устало потер лоб, собираясь с мыслями. — Слушай, я не могу рассказать всего, это не мои тайны. Так что… Если коротко, я напрочь изменил всю каноничную историю и теперь понятия не имею, что получится в итоге. Темный лорд получился страшнее, чем был, да еще фанатики больше не с ним. Что им придет в голову, я не знаю. Сириус жив, а он должен был погибнуть в Отделе Тайн, насколько я помню. Гарри вышел слабее, он не справится…
Я выплескивал на Лавгуд все свои страхи и умозаключения, а она внимательно слушала и с каждым словом нервничала все сильнее. Мой рассказ она переваривала минут пять.
— Лучше бы не спрашивала, — пробормотала она.
Я хмыкнул в ответ. Ну да, кто бы сомневался. Легче ей не стало, только загрузилась больше.
— Но ты же говорил, что есть ключевые события, что их никак не изменить! Если определить, какие точки ключевые, мы сможем контролировать ситуацию. Проблема только в том, что я не знаю, как их определить...
Мне стало смешно. Контролировать ключевые события? Лавгуд, ты опоздала года на три, а сейчас, когда все уже сломано, вдруг спохватилась?
— Оу! У тебя еще остались иллюзии, что мы можем вообще что-то контролировать?
Лавгуд таращилась на меня перепуганным совенком.
— Разве не в этом был смысл, когда ты предпринимал какие-то действия? Изменить или предотвратить те события, которые тебя не устраивали? Ты хотел сделать так, как было бы удобно для тебя, так, как считал лучше.
— И?
— Ну-у… Мне непонятно, какие события мы изменить не в состоянии, а что все же поменяли, — медленно проговорила она. — Меня смущает такой момент: если мы меняем какие-то события, то логично предположить, что они — уже измененные — сказываются в дальнейшем…
Сказываются, еще как сказываются. Изменения накопились, и история сошла с намеченной колеи, в этом и был весь смысл. Вот только куда она теперь повернет, непонятно.
— Пф, открыла Америку!
— Прекрати, — Луна поморщилась. — Неужели ты не боишься, что из-за твоих слов или решений кто-то умрет или пострадает? Кто-то близкий и дорогой для тебя?
О, я боюсь. И ты знаешь, Лавгуд, как я боюсь и за кого! Вот только зачем ты мне это говоришь?
Луна испытующе смотрела на меня. Не выдержав её проницательного взгляда, я отвернулся.
— Я знаю, что ты осознаешь это. Прости, если задела тебя… Я боюсь. Меня пугает то, что происходит, — продолжала она. — А возможная ответственность пугает еще больше. Возможно, стоит перейти на домашнее обучение и вообще уехать из страны…
Я в ответ только дернул плечом и продолжил хмуро смотреть в сторону, обняв себя за плечи. Ну, кто бы сомневался? Лавгуд не будет вмешиваться, её больше заботит собственная жизнь. Не могу судить её за это. В конце концов, своя рубашка всегда ближе к телу.
