Вадим лежал на боку, тихий, бледный и бессознательный, по телу периодически проходили позывы к рвоте, и колдомедик взмахом палочки очищала его горло. Он не приходил в себя уже почти полчаса. Северус и Помфри успели вколоть ему зелья для мозга, заживить лопнувшие перепонки в ушах и восстановить сосуды в голове, убрав отек. Несколько раз он начинал задыхаться, и Северус мазал его грудь смесью масел с резким запахом эвкалипта и хвои, забыв о том, что хотел вытрясти всю правду о делишках с Пожирателями, растирал холодные безвольные руки с синюшными ногтями. Любая мысль о происшествии вызывала волну ужаса. Если бы Вадима не потащили в кабинет директора… Если бы у него не было привычки таскать на себе кучу оберегов… Если бы Дамблдор выбрал что-то чуть сильнее Игнаро…
— Поппи, у него жар.
— Это нормально. При сотрясениях такое бывает. Ничего страшного, мы сняли отек, опасности нет. Лучше следи за его сердцебиением, — Поппи посмотрела, как Северус осторожно ищет пульс на шее и запястье, и не утерпела. — Значит, вы обманули Амбридж? Ты и он… Северус, ему всего пятнадцать! Как ты мог? Как долго это?..
Северус напряженно выпрямил спину и мрачно, исподлобья уставился на мадам.
— Я и он — что, Поппи? — проронил он тихо, вкрадчиво и донельзя жутко. — Что я мог? Ты обвиняешь меня в педофилии?
Мадам Помфри попятилась, инстинктивно хватаясь за палочку. Северус презрительно оскалился, буравя взглядом её испуганное лицо.
— Как люди легко принимают на веру всякую грязь. И неважно, кого ею поливают: друга ли, врага ли, незнакомца, коллегу. Люди просто алчут зла, худшего из худших, отвратительного, мерзкого до тошноты, ведь, когда рядом есть истинное зло, собственное паскудство кажется мелким и незначительным. Но знаешь что, Поппи? Чем больше мерзости человек ищет в других, тем больше этой мерзости в нем самом, — медленно, четко выговорил Северус, будто забивая гвозди в крышку гроба.
— На что ты намекаешь, Снейп?! — взвизгнула мадам Помфри.
— Север… Северус…
Поппи резко замолчала. Северус вздрогнул и обернулся к Вадиму. Тот болезненно щурился от света, медленно, как-то заторможенно осматривая Больничное крыло, затем с трудом сфокусировал взгляд, слабо улыбнулся и тут же поморщился.
Северус опустил руку ему на лоб и в ответ получил благодарный вздох.
— Что… случ… случилось? — прошептал Вадим.
— Ты не помнишь? — Северус тоже понизил голос.
Вадим помолчал, собираясь с мыслями.
— Нет… И я не могу… ответить по-английски… Я понимаю, но… Меня контузило?
— Ты вспомнил?
— Нет. Поставил диагноз, — Вадим приоткрыл глаза и страдальчески свел брови.
— Голова болит?
— Нет. Тяжелая только. Что случилось?
— Если вкратце, то Дамблдор сбежал из школы. Я так и не понял, почему.
Вадим задумчиво покусал губы.
— Его Фадж обвинил в создании армии и подготовке к перевороту…
Значит, слухи не врут, а подробности можно узнать у МакГонагалл. Судя по тому, что Северус успел услышать, она там была.
— Потом расскажешь. Тебе надо поспать.
Вадим мазнул чуть расфокусированным взглядом по мадам Помфри, которая стояла над ними, возмущенно сопя, и прикрыл веки.
— Не смогу… — пробормотал он. — Помоги, пожалуйста. Ну, как тогда…
Тот старый стих на латыни, которым Северуса усыпляла мать, можно было назвать заговором с большой натяжкой. Его магия была эфемерна, почти неощутима, и при желании её можно было легко перебороть. Однако для сверхчувствительности Вадима это было то, что нужно. Северус заговаривал ему сон всего пару раз: на первом курсе да после переезда в Паучий тупик. Потом перестал, когда стало ясно, что стих не спасает от кошмаров.
Вадим уснул на пятой строчке, а Северус, проигнорировав возмущенное шипение мадам Помфри, которая всё хотела выяснить отношения, пошел, наконец, к МакГонагалл.
Орать на Волхова больше не хотелось. «К черту! Пусть якшается, с кем хочет, лишь бы был живым!» — мелькнуло в голове. Да, Северус просто с ним поговорит. Спокойно и обстоятельно. Но только когда Вадим выздоровеет.
* * *
Я валялся в Больничном крыле неделю и тихо подыхал от скуки. Читать было нельзя, рукодельничать тоже, гитару мадам Помфри отобрала, не слушая мои вопли, что музицирование улучшает работу мозга. Посетителей в лице Гарри, Гермионы, Рона, Драко, Луны и прочих мадам Помфри выгоняла буквально через полчаса. Оставалось лишь лежать и тихо сходить с ума, разговаривая с фикусом. Фикус, кстати, уже больше напоминал хорошее такое дерево и реагировал на все мои жалобы так живо, что казалось, будто он вот-вот выберется из своей кадушки, дойдет до меня, шлепая корнями по полу, и погладит по голове с сочувственными словами. Похоже, лет через пять в Хогвартсе появится энт.
