Скрывшись за поворотом, он прислонился к стене, тяжело дыша и с грустью думая, как же далеко до Больничного крыла.
***
— В общем, вот так все и было, — закончил свой рассказ Поттер, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— И чем же он тебя приголубил, что ты ушел на своих двоих? — с интересом спросил Вадим, отмеривая какую-то жидкость в мерный стаканчик.
Какое счастье, что вместо мадам Помфри в Больничном крыле оказался Волхов. Показать проклятое место женщине, а тем более дать обработать Гарри бы не смог.
— Фурункулюсом, — стыдясь, признался он, а потом не утерпел и пожаловался. — А еще банку с какими-то мерзкими тараканами кинул. И ступефай, кажется.
— Святой человек! — восхитился Вадим. — Я бы тебе на месте Снейпа обеспечил недельный понос как минимум, а потом обливиэйтом приложил сверху. Чтоб точно никому не рассказал.
Гарри только с досадой вздохнул. Прихотливое и не всегда логичное течение мыслей Волхова часто ставило его в тупик.
— То есть с твоей точки зрения, он что, должен был стереть мне память?! — возмутился гриффиндорец.
Волхов кинул на него долгий серьезный проницательный взгляд и как-то легкомысленно ответил:
— А это смотря что ты там увидел. Прикинь, если я узнаю все твои худшие воспоминания, увижу твое унижение и боль, тебе понравится?
Гарри промолчал.
Вадим предсказуемо принял сторону своего декана и наставника. Что и неудивительно, учитывая сколько времени они проводят вместе и как легко общаются, даже на людях. Правда, как друг выносит отвратительный характер зельевара, Гарри понять не смог и не сможет, наверное, никогда.
Возможно, Вадим даже был в курсе той старой истории. Вон, как странно смотрит. Хотя Гарри трудно было представить себе обстоятельства, при которых гордый и жесткий Снейп рассказал бы такое своему ученику. Вообще кому-либо.
В последнее время Гарри часто подмечал то, что раньше всегда пропускал мимо: все что-то скрывают, у всех есть тайны. Вот и Вадим, очевидно, знал больше, чем рассказывал.
Да, у всех есть тайны. И принять эту аксиому было трудно. У Гарри раньше не было секретов от друзей и до недавнего времени он полагал, что у Рона и Гермионы от него тоже нет тайн. Изменил это мнение Вадим, самый близкий друг, у которого собственных странностей и секретов было море. И, пожалуй, собственная обида на слова и поступки Вадима сейчас казалась детской блажью, глупостью.
Ведь сам Гарри тоже многое скрывал, и особенно — понимание, что от него все, абсолютно все, что-то хотят. А самым огромным, невероятным секретом было то, что он со второго курса знал, кто хочет от него больше всех. Директор Дамблдор имел обширные планы на всю его жизнь. Наличие этих планов Гарри отрицал до последнего, но тот, самый первый, урок окклюменции все расставил по своим местам. И последняя слабая надежда на то, что Вадим ошибается и по своей всегдашней привычке параноит, растаяла как утренний туман.
Гарри помнил первую реакцию на объяснения действий директора — шок. Он, наверное, навсегда запомнит ту ночь: холодный ветер, странно взрослый силуэт Вадима и слова, которые раскаленными гвоздями вбивались в его сознание, заставляя замереть и старательно мотать головой в отрицании.
Уроки клятой окклюменции в нем что-то сломали. Гарри с неожиданной горечью осознал — он теперь один. Он может рассчитывать только на себя. Ну, пожалуй, еще на Гермиону. И Вадима, правда, с определенными оговорками (хотя Волхов от него точно ничего не хотел). Но не на Рона… Абсолютно точно не на Рона. Еще дядюшка Вернон любил повторять: «Предавший раз — предаст и снова».
— Иди сюда, — поманил его Вадим, заканчивая смешивать лечебный состав и вырывая его из мыслей. — Щас намажем и все пройдет.
— Я сам, — буркнул Гарри, неудержимо краснея. Только сейчас он вспомнил, что Вадим предпочитает свой пол. Тот только пожал плечами и с усмешкой протянул ему чашку.
— Да пожалуйста.
Способность слизеринца почти никогда не смущаться жутко раздражала Гарри. Конечно, он целитель… И все равно ему никогда такого не понять. Поттер взял емкость, скрылся за ширмой, намазывая пострадавшее место. Облегчение наступило моментально.
