И этот интимный, вкрадчивый тон вышиб меня из созерцательного состояния, как толчок — канатоходца с веревки.
— Блять!
Кайф, до этого томный, тягучий и сладкий, взорвался в позвоночнике острым возбуждением. Голову моментально повело, рассудок свистнул в восхищении и исчез, напоследок помахав на прощание.
Я успел мазнуть губами по белой щеке прежде, чем Северус схватил меня за плечо.
— Северус, ну пожалуйста…
— Три минуты, — процедил Снейп. — Терпи.
Я ерзал, пыхтел, кусал зудящие губы до крови, но покорно терпел. Черные глаза напротив смотрели на меня, не отрываясь. Хотелось думать, что этот взгляд — сострадательный…
— Уже лучше, — услышал я, когда вышел из уборной. — Принцип ты уловил. Осталась практика.
— Я буду часто практиковаться.
Я развалился на диване, нагло укладывая голову на колени своему побратиму. Тот только хмыкнул и откинулся на спинку, запуская свои шикарные пальцы в мою шевелюру. Вместо мыслей была гулкая восхитительная пустота, каждая клеточка тела пела от сытости и довольства. Северус лениво перебирал мои волосы, и я знал — ему было так же хорошо, как и мне.
* * *
Сон был слишком реалистичен, страшен и четок. Из памяти не исчезла ни единая деталь: даже спустя неделю видения вспоминались чуть ли не посекундно, а любой звук, мало-мальски похожий на вороний крик, заставлял вздрагивать. Северус учил Вадима на совесть — он всегда понимал намеки правильно.
Побратим жмурился, как сытый кот, довольный, расслабленный, умиротворенный. Всё время, которое Северус буквально пытал его, окупилось сторицей. Вадим научился взаимодействовать с ним без сексуального влечения. Так, как должны уметь все целители, лечащие магическое истощение. Теперь он успокоится, а Северус получит источник сил и, что тут сказать, отличного партнера в таком тонком, интимном и, несомненно, наиприятнейшем процессе. Не любовника, не сына, не друга. Побратима. И что самое замечательное, такая роль Вадима устроила.
— И всё-таки ты сволочь, — ласково улыбнулся целитель. — Сволочь с комплексом Постороннего.
Северус только искривил губы в усмешке. Он уже это слышал. Вадим вообще много чего ему наговорил, пока пытался совладать с собственным телом. И всё по Фрейду. Северус узнал, что у него и комплекс Постороннего, и комплекс Ипполита, и ведет он себя с Поттером, как опереточный злодей, и что — внезапно! — по нему сох Римус Люпин. Северус тогда получил от Вадима подробный, обстоятельный и весьма убедительный анализ жестов, взглядов, интонаций и бесконечных извинений этого чертова оборотня. Это было… неожиданно и весьма жутко.
— Сволочь… — задумчиво повторил Вадим, причмокнув губами, и лукаво, совсем по-женски стрельнул взглядом из-под ресниц. — Моя сволочь.
Метка чернела на предплечье уродливым пятном. Северусу хотелось опустить рукав, но Вадим смотрел на неё спокойно, обводя контуры кончиками пальцев. Для него метка была произведением искусства, для Северуса — клеймом, которое никак нельзя было ставить на чистое предплечье побратима.
— Рано или поздно Альбус узнает, что я спровоцировал Поттера на отказ от занятий. Я не могу больше молчать.
Ломать защиту мальчишки, неплохую, кстати, защиту, Северус не хотел категорически. Однако приказ Альбуса не оставил лазеек — под предлогом занятий Северус должен был разбудить связь между Поттером и Темным лордом. Северус понимал необходимость и важность приказа. Глупо было упускать возможность залезть противнику в голову. Однако как бы ни презирал он Поттера, сводить его с ума Северус не хотел. А ведь к этому шло — мальчишка сопротивлялся с отчаянностью загнанной в угол крысы.
Выход подсказал Вадим, порывшись в своем дневнике. Северус был бы рад и сам его почитать — Вадим ему этого не запрещал. Однако разобраться в затейливых сокращениях, исчерканных страницах, стрелочках, схемах и — главное! — отвратительном почерке было под силу только автору строк. Или фармацевту с двадцатилетним стажем, как пошутил Вадим.
— Да, — задумчиво кивнул Волхов. — Так больше нельзя…
Он помолчал, поерзал и открыл глаза.
— Я не могу указать на смертельное средство, но могу указать на лекарство.