Затем рабы, верзилы-дикари,
Несли усердно -- хоть и поневоле --
Герб гималлойский: мышь на серебристом поле.
Затем летела знать; за знатью -- рать,
Крылатые бойцы в надежных латах;
За ратью -- рой рабов, тащивших кладь
(О, сколько силы в неграх и мулатах!);
Затем двенадцать лекарей в халатах
Парчовых... И блистая, как звезда,
Витала в сонме спутников крылатых
Царевна -- и уж как была горда,
Что служит ей одной столь славная орда!
Кто равнодушен к эдакому блеску?
Царевна засмеялась, глядя вниз...
Царь застонал, задернул занавеску:
"Мерзейшая из пакостных актрис!
Лечу! Лечу! Кривляку ждет сюрприз!
Какая тварь! Ужимка за ужимкой!
Снабди сию секунду, старый лис,
Меня волшебной шапкой-невидимкой --
Иначе мой побег окончится поимкой!"
Вооружась волшебным колпаком,
И том волшебный крепко взяв под мышку,
Царь Эльфинан прищелкнул языком,
И стал похож на дерзкого мальчишку.
"Прощай, Кроханна! Право, просишь лишку!
Прощай, прощай! И ежели навек --
Навек прощай!" И Плудт увидел вспышку --
Он даже не успел захлопнуть век:
Царь Эльфинан исчез, едва "прощай" изрек.
"Ого! -- воскликнул маг: -- Свершилось чудо!
И впрямь лететь решился, идиот!
Ну что же, выпивкой займусь покуда --
Хоть после мне Хиндей башку свернет".
Маг осмотрелся, как шкодливый кот:
"О, сколь же здесь алмазов и рубинов!
Да мне ли восседать, разинув рот,
И ничего из ларчиков не вынув?
Есть вещи поценней бутылок и графинов!"
-- Царю -- наука: не пускайся в блуд!.."
Гласят иные летописи, будто
Сие сказав, умолк навеки Плудт.
Мол, прогуляться потянуло Плудта,
И Плудт, на посошок напившись люто,
По лестнице сходил, творя зигзаг.
Стопа же лишь одна была обута,
И, сделав роковой неверный шаг,
Свалился вниз, и враз убился насмерть маг.
Но летописи лживые нередки!
И живо эту опровергнут чушь
Хиндеевы записки и заметки.
Хиндею должно верить -- честный муж,
Изящно повествующий к тому ж --
Хотя витиевато. В стих певучий
Не втиснешь эту прозу, коль не дюж!
Вперед, Пегас, летим искать созвучий:
Здесь отличиться нам отменный вышел случай!
Дневник Хиндея -- истины врата.
Читаем... "Полночь. -- Мгла. Тридцать шестая
Под нами промелькнула широта,
И курсом на Тибет промчала стая
Скворцов. -- На крылья нам легла густая
Примерно в четверть первого роса. --
Укрыл царевну мехом горностая:
Озябнув, эта девица-краса
Рычала погрозней рассерженного пса.
Час без пяти. -- Из новенькой двустволки
Дуплетом сбил ночного мотылька. --
Изжарил: есть хотели все, как волки;
Царевна же не съела ни куска.
И пусть не ест, печаль невелика. --
Недобрый знак: навстречу мчится филин!
Пишу и вкось, и вкривь -- дрожит рука...
Я, не лишенный мозговых извилин,
Предвижу: будет брак несчастьями обилен!
До трех часов пересекали мы
Пространство над песками Черной Гоби. --
Вдали вздымался, под покровом тьмы,
Вулкан великий, изрыгавший в злобе
Огонь и лаву, скрытые в утробе. --
Клубился дым, стоял несносный смрад,
Как будто в мерзкой городской трущобе. --
Сменили курс: не воздух -- сущий яд,
И раскаленных глыб весьма опасен град.
Примерно в три часа метеоритом
Накрыло наш обоз. -- Какой удар!
Жалею о сервизе, вдрызг разбитом
(Еще погибли паж и кашевар). --
Царевне обожгло подол -- кошмар!
Она визжала: "Ух, головотяпы!" --
И обещала уйму лютых кар.
Да, не хотел бы ей попасться в лапы...
О ужас! Нетопырь моей коснулся шляпы!
Три двадцать и четырнадцать секунд. --
Большой пожар на западной равнине:
Пылает город. -- Битва или бунт? --
Ах, это город Балх! Боюсь, отныне
Конец его богатствам и гордыне... --
Близ нас парит чудовищный грифон!
Удвоил стражу: дам отпор скотине! --
Отставить. Пронесло. Убрался вон.
Летим не без помех, но все же без препон.
Три тридцать. -- Отдохнуть велит рассудок.
Пятиминутный сделали привал
На облаке. -- Внизу, под звуки дудок
И бубнов, шел пикник, иль карнавал:
Облюбовав обширнейший прогал
Меж древних кедров, буйные оравы
Отплясывали. Кто не танцевал --
Другие находил себе забавы,
А кое-кто и спать ложился прямо в травы.
Убил гуляку, обронив брегет
(Хорошие часы, ей-Богу, жалко!) --
Два золотых тотчас метнул вослед,
В уплату за услуги катафалка. --
По мопсу ханской дочки плачет палка:
