– А кто ж вы такие будете? – угрюмо спросил Бездед, поворачивая головой то вправо, то влево и разглядывая диковинные одежды незнакомых воинов с раскосыми глазами.
Свист плети разрезал воздух, и Бездед, охнув от резкой боли, упал на четвереньки. Кнут взвился снова и опустился на спину русича, рассекая льняную рубаху. Кровь брызнула, рубаха быстро напиталась, но больше ударов не последовало. Бездед стонал, кусая губы и пытаясь встать на ноги. Но в голове у него шумело и плыло. И в голове билась только одна мысль: а как там без Буянки семья. Никак им без лошади нельзя.
Коловрат смотрел сверху на то, как монголы допрашивают пленника. Тот, как казалось, ничего не отвечал. Вот его исполосовали плетью до кровавой каши на спине, пытаются под руки поднять и поставить на ноги. Будилко рядом лежал тихо и только носом угрюмо сопел.
– Эх, не помочь нам ему, никак не помочь, – наконец прошептал дружинник. – Убьют они его.
– Конечно убьют, – ответил воевода, отползая в глубь леса. – Тут иначе никак. Ах, воронье, псы бродячие! Дорого они за кровушку русскую мне заплатят. Все, хватит, пошли назад. Теперь разделимся и в разные стороны. Надо точно узнать, где они еще коней держат, и на их разъезды не попасть. А то и нас вот так же на арканах приволокут к тому с тоненькими усами до подбородка. Глаз у него косит один, приметил?
– Ты о ком, воевода? – не понял Будилко.
– Не туда ты глазел, – с укором сказал Коловрат, – не то примечал. Сколько воинов было на поляне? А? Сколько у них брони, а сколько легких конников, которые только с луками? А который у них главный, то кто, богатый хан или из простых воинов вышел? Сотник аль тысяцкий? Мало увидел!
– Так я, Евпатий, уж больно жалко того, которого они били в кровь. А второй так уже и помер, наверное, тот, который на земле-то лежал.
– Жалко, говоришь? – зашипел на дружинника Коловрат. – И мне жалко. Да только ты свою жалейку спрячь подальше до поры, пока война не кончилась. Воевать с жалостью нельзя. Увидел, что русича убивают, что мучают, так разозлись, накопи злости столько, чтобы потом в бою ее на врагов выплеснуть. Да так, чтобы рука твоя разила как молния, чтобы одним ударом с коня сшибить врага. Вот как надо к этому относиться. А простой жалостью ты и пленника не спасешь, и себя погубишь. И дело наше все погубишь.
Из леса свой маленький отряд Коловрат выводил такими тропами, что в них и зверь бы заплутал. Но воевода каким-то чутьем находил дорогу, выдерживал направление. Дружинники переглядывались и с восхищением кивали другу другу: мол, каков у нас Коловрат! Ведет и не остановится даже! Но ближе к опушке все же пришлось придержать коней и прислушаться. Показалось, что где-то совсем недалече проскакали несколько всадников. Воевода подозвал к себе всех десятерых и строго посмотрел каждому в глаза.
– Слушайте и запоминайте мое слово. Что бы ни случилось, но хоть один из вас должен остаться в живых и добраться до Полторака и все рассказать. И про пленников, которых монголы захватывают и пытают, и про то, где они в лесах расселись и коней держат. Все подробно ему рассказать. Нас убьют, другие дело сделают, как я наказывал. Поняли? Все, а теперь опушками пойдем, на глаза случайному путнику не лезть. Чуть открытый участок – и снова в лес поглубже уходить. Да по траве коней ведите, по траве. Трава звука копыт не дает.
День уже склонялся к вечеру, когда Коловрат наконец вывел свой отряд на опушку, откуда были видны крыши домов Медведки за перелесками. Оставалось последнее, что хотел сделать Евпатий, – посмотреть местность перед весью, каково там развернуться с конницей, откуда и как могут монголы напасть. Это не степь, тут не рассыпешься конницей как горохом по столу. И это надо с пользой учесть. Из-под руки он рассматривал овражки, перелески, опушку соснового бора и заросли кустарника. Для себя, приведись такое, он бы уже выбрал, как напасть на такое поселение.
– Воевода, глянь-ка! – поднялся на стременах Будилко и стал тыкать плетью влево. – Кажись, монголы гонят кого-то. Нет, не уйти им на телегах!
Евпатий повернулся в седле и посмотрел туда, куда указывал глазастый дружинник. Опускавшееся к горизонту солнце расплавленным золотом слепило глаза и мешало разглядеть, что же там происходит. И каков Будилко, разглядел ведь! А вдоль опушки, огибая овражек, неслись две телеги, запряженные каждая одним коньком. В телеге сидело по человеку, и каждый нахлестывал своего что есть мочи. Но монголы были уже близко. Еще немного – и пустят стрелы. Хотя, наверное, хотят живыми взять мужичков. Вот наткнулись конные степняки на овражек, не разглядели его в горячке погони, заметались, прикидывая, с какой стороны лучше объехать. А ведь молодцы тележники! Сообразили, как время выиграть. Только куда им тут деться? Помощи ждать неоткуда, защиты никакой. А в лесу что конному, что на телеге – одно не сподручно.
