Альберт знал о ходивших по замку слухах, но они его мало трогали. Насчет Мартины он не беспокоился, так как знал, что рано или поздно она будет принадлежать ему. С той памятной встречи зимой в лесу девушка начала его сторониться, не показывая этого открыто. Если они сталкивались в переходах, Мартина быстро проскальзывала мимо, даже не глядя в его сторону; когда Альберт входил в комнату, где в это время находилась она, девушка всегда находила предлог, чтобы поскорей уйти. Она явно боялась его и не доверяла ему. Что ж, это было понятно – ведь она застала их вместе с Зауге, а тот кого угодно мог вогнать в тоску и трепет.
Герман Зауге… Вот уж истинная напасть! Вот причина его, Хорфа, неизменного дурного настроения. Альберт не привык о чем-либо жалеть – что сделано, то сделано – из любых обстоятельств можно было извлечь пользу, но сейчас он уже раскаивался в том, что решил связаться с этим клейменым рыцарем.
А поначалу все, казалось, шло так хорошо, так гладко. Зауге с его ручным волком стал настоящей грозой округи, куда там московитам с их вялыми попытками похозяйничать на ливонской границе. После заключения мира с великим князем настоящему рыцарю в Ливонии делать было нечего, кроме как гонять по лесам шайки беглых крестьян, и Альберт Хорф начинал уже томиться, подумывая о том, чтобы отправиться в Пруссию или в Италию, где шла война, а то и вовсе за океан к новооткрытым землям. На самом деле уезжать ему не хотелось – здесь был его дом, и земли, которыми теперь владел его старший брат Христиан. Каменная сырость родных башен въелась ему в плоть и кровь. Отсюда его предки завоевывали свою славу, здесь в родовом склепе покоились их истлевшие кости. Только в этом краю он мог быть сам себе господином, как всегда хотел, поэтому Хорф медлил, откладывая отъезд со дня на день, а до той поры обосновался по желанию старого барона в замке Зегельс. И как теперь понять, кто, Бог или дьявол, внял его желаниям и поставил на его пути Германа Зауге, хитрого и пронырливого как лиса и въедливого как клещ?
О том, что нужно было этому субъекту, можно было только гадать, вероятно, сам Зауге, если припереть его к стенке, затруднился бы с ответом. Власть, явная и скрытая – вот что его занимало в первую очередь.
Про себя Зауге рассказывал много, но правды в его словах было ни на грош. Он умел придать своему голосу глубокое завораживающее звучание, и тогда казалось, что шепотом произнесенные слова разносятся далеко в пространстве. Еще он любил одеваться в белый плащ с красным крестом и мечом над ним и бродить по округе точно призрак. Хорф считал это занятие несусветной глупостью, но Зауге был от него в восторге и потом долго, со вкусом пересказывал, какое впечатление он произвел на встреченных в лесу крестьян и как при виде него понесли запряженные в повозку лошади. Людям, мало знающим его, Герман Зауге представлялся загадочным и молчаливым, но Альберта безумно раздражала его болтливость. Когда не о чем было говорить, Зауге мог на разные лады повторять одну и ту же фразу, сопровождал ею каждое свое действие. В такие минуты Хорф просто цепенел от ярости, еле сдерживаясь, чтобы не забить нескончаемое пустозвонство обратно в его глотку!
А теперь этот надоедливый болтун в замке и снова пытается плести интриги.
Альберт Хорф поморщился как от зубной боли и с силой ударил кулаком по каменной кладке. Потом еще раз и еще. Поглядел на рассаженные костяшки, криво улыбнулся и провел по ним языком, с наслаждением ощущая солоноватый вкус собственной крови. Вот так бы поступить и с Зауге – загнать его уродливую башку прямо в грудную клетку и скинуть вниз с крепостной стены! Но нельзя. Придется пока терпеть его и дальше. Едва тот почувствует угрозу себе, как станет опасным точно загнанная в угол крыса. За свою жизнь Альберт не боялся, нет, но его положение в замке еще не достаточно упрочено. Свидетель Господь и его присные, он немало преуспел в том, чтобы после смерти барона никто в Зегельсе не решился оспорить его несомненную власть и превосходство. Ни одно решение не принималось без его ведома и одобрения. Но официальных прав на Зегельс он пока не имел и открыто заявлять об этом было рано.
