Вера фыркнула в бокал, но Водлянов даже не улыбнулся, загадочно поблескивая глазами из-под густых насупленных бровей.
– Один мой хороший знакомый стал однажды свидетелем подобного случая, – задумчиво продолжил он. – Мне он об этом рассказал много лет спустя, но, знаете – с таким чувством, будто бы это случилось вчера. При всем при этом у него, у моего знакомого, начисто отсутствует воображение – он вообще не в состоянии представить себе что-то отвлеченное, фантастическое, для него существуют только факты и выводы, сделанные на их основе. Эта история поставила его в тупик, поэтому он решил со мной поделиться, м-да… Ему, видите ли, думалось, что он упустил в ней что-то, лежащее на самой поверхности, то, что может все распрекрасно объяснить без привлечения тонких метафизических материй. К сожалению, я ничем не смог ему помочь…
– И что с ним стало? – с замиранием сердца спросила девушка. Водлянов пожал плечами.
– Ничего. Живет и здравствует. Насколько мне известно, в прошлом году отметил свой семидесятилетний юбилей. Но когда случилась эта история с пропавшим зданием, ему было немного за двадцать, и он состоял аспирантом у одного профессора, светила математических наук – правда, светила средней величины, так, чуть покрупней белого карлика… Звали профессора Обломенский Виктор Афанасьевич и было у него интереснейшее хобби – он обожал все, что было связано со старым кинематографом, и все, что предшествовало его появлению. Собирал раритетные кинопленки, старые съемочные камеры, кинопроекционные аппараты, многое восстанавливал за свой счет. В пятидесятых годах у него образовалась огромнейшая коллекция, настоящая синематека, с такими экспонатами, каких вы не найдете в Госфильмофонде. Там были и неизвестные частные любительские съемки, и короткометражки Мельеса, и… А! Не имеет смысла перечислять, потому что для нас это совершенно неизвестная область. А вот знатоки, по словам моего приятеля, просто рыдали от восторга, и киноведы ходили к господину Обломенскому, как туристы в Эрмитаж. Особую гордость хозяина составляла коллекция старинных проекционных аппаратов, называемых еще "волшебными фонарями", и различные оптические игрушки – знаете, Вера, вроде таких круглых дисков с картинками. Крутишь их, и получается какое-то движение: лошадь скачет или парочка танцует… А волшебный фонарь вы когда-нибудь видели? Такая конструкция, чем-то похожая на печку-буржуйку или скорее на самовар, только вместо краника – объектив с линзами. За объективом пазы, куда вставляется слайд с изображением, внутри лампа для подсветки, а сверху труба для вывода дыма и горячего воздуха. Просто и действенно. У меня до недавнего времени был один такой – подарил детскому клубу. Проецировать изображение можно на все, что угодно – на стены, экраны из простыней, на клубы дыма. В восемнадцатом-девятнадцатом веках эти игрушки пользовались большим успехом. С их помощью читались лекции в университетах и устраивались развлекательные показы во дворцах титулованных особ. Нострадамус использовал волшебный фонарь для своих пророческих представлений, а нюрнбергский механик Иоганн Конрад Гютле заставлял публику на лейпцигских ярмарках визжать от ужаса и восторга, демонстрируя им леденящие душу картины, вроде "Массового воскресения из мертвых" или "Окровавленных скелетов, дерущихся друг с другом"…
У господина же Обломенского (простите, Верочка, я возвращаюсь к тому, с чего начал) таких фонарей было штук десять, самых разнообразных конструкций, и среди них один – особенно дорогой профессорскому сердцу. Гостям это чудо Обломенский не показывал, но моему знакомому – своему аспиранту – скрепя сердце, доверил-таки тайну. Фонарь оказался по-настоящему волшебным – он создавал "туманные картинки" без всяких слайдов, сам по себе. По словам моего приятеля, это были настоящие движущиеся иллюзии – иногда расплывчатые, а иногда яркие и объемные. Если приглядеться, то можно было узнать людей, которых он показывал, иногда это оказывался кто-то из родных или близких. Моему приятелю фонарь предсказал его будущую жену, с которой тот еще не был даже знаком. Интересно, не правда ли? И никто не мог понять, как это устройство работает. Мой приятель подозревал наличие внутри фонаря какого-то хитрого оптического механизма и просто мечтал о том, чтобы в нем как следует покопаться. Но профессор и слышать об этом ни хотел. До своей драгоценной игрушки он никому не разрешал дотрагиваться, да и вообще это было бы бесполезно – корпус фонаря был герметично закрыт со всех сторон, выводная труба отсутствовала, а линзы – намертво припаяны к объективу.
