Несмотря на позднее время, зала была еле освещена, а в камине едва теплился огонь. По углам и под потолком сгустилась темнота, из которой черными пиками торчали развешанные по стенам огромные лосиные рога. Посередине залы стоял стол, длинная бархатная скатерть на половину съехала с него – часть ее лежала теперь на полу рядом с продолговатым темным пятном. Но взгляд девушки был прикован к резному креслу с высокой спинкой. В нем, откинув назад голову, неестественно выгнувшись, сидел барон и, хрипя, скреб пальцами по подлокотникам.
– Ей, кто-нибудь, принесите свечи! – скомандовала девушка, бросаясь к отцу. – Боже милосердный!
Лицо Клауса Унгерна было сине-багровым, вздувшаяся шея выпирала из узкого ворота, глаза закатились, из открытого рта текла слюна.
– На помощь! – отчаянно выкрикнула Мартина. – На помощь!
Фигура у арки вздрогнула, точно очнувшись, и шагнула вперед, мягко отстраняя девушку. Та только всхлипнула, смаргивая набегающие слезы.
– Успокойтесь, фрейлейн, помощь уже здесь, – Порциус Гиммель склонился над бароном, пристально вглядываясь в искаженное судорогой лицо. – Быстрее, моя госпожа, инструменты!
Мартина, сорвавшись с места, бросилась обратно в докторскую комнату, а, схватив там со стола прямоугольный замшевый футляр, скорей побежала обратно. В зале уже горели принесенные слугами свечи, и в их свете темное пятно возле стола оказалось потерявшей сознание тетушкой Теклой.
– Фрейлейн, инструменты!
Мартина поспешно отдала ему футляр.
– Возьмите тарелку, – Порциус быстро вспорол рукава баронского камзола и нижней рубашки, обнажив красную мясистую руку со вздувшимися жилами. – Держите вот так, сейчас я пущу кровь…
– Батюшка поправится? – Мартина, безуспешно стараясь подавить растущий страх, всмотрелась в отцовское лицо. Доктор пожал плечами, продолжая внимательно следить за темной струей крови, стекающей из вскрытой вены в тарелку. Когда на его взгляд вытекло достаточно, он наложил тугую повязку и аккуратно пристроил баронскую руку на подлокотник.
– Он поправится?! – в голосе девушки послышались звенящие нотки.
– Nil aliud scit necessitas quam vincere****, – хмуро произнес доктор. – Это удар. При его сложении и той невоздержанности во всем, что была ему свойственна, этого давно следовало ожидать.
– Но он поправится? – голос Мартины упал до шепота.
– На все воля Божья. Нам остается только ждать.
Дочь барона опустилась на колени у кресла отца и застыла, прижавшись лбом к резной боковине. Между тем после кровопускания Унгерну как будто стало лучше – он обмяк и задышал ровней, лицо его утратило пугающий багровый оттенок. Порциус отдал распоряжение, и барона и начавшую приходить в себя тетку осторожно понесли в их покои. Сам доктор намеревался отправиться следом, но задержался, встревоженный состоянием Мартины. Она словно пребывала в забытьи, хотя, приблизившись, Порциус заметил, что глаза у девушки открыты и непрерывно движутся, перебегая с предмета на предмет.
Наконец, она подняла голову и с заметным усилием встала на ноги. Ее пошатывало, и доктор поспешно подставил девушке руку. Мартина этого даже не заметила.
– Что здесь произошло? – ее голос был сух и бесцветен. Видя, что доктор в недоумении медлит с ответом, она настойчиво повторила. – Что произошло? Почему отца хватил удар?
– Неизвестно, – Порциус снова пожал плечами. – Кажется, у барона был гость, кто-то из орденской братии.
– Брат Вильгельм?
– Нет, другой. Я лишь мельком его видел, спускаясь с фрау Теклой. Кажется, они говорили с бароном о каких-то делах и не слишком поладили, очень уж громко звучали их голоса. Потом рыцарь ушел, но без всякой поспешности, а барон остался сидеть. Фрау Текла подошла к нему и вдруг с криком упала на пол. Вот и все, что я видел.
– Это странно, – Мартина потерла лицо. – Отец благоволит к братьям.
– Да, но этот, похоже, был не из ливонцев.
– А кто? – спросила она с внезапным подозрением.
– Не могу сказать. Он прибыл с рыцарем Хорфом, а знакомы ли они или просто столкнулись по дороге – один Бог знает.
– О, – Мартина слегка покраснела. – Вот как… А… где же… где же сам рыцарь Хорф?
