— Почему же тогда вы задаете мне все эти вопросы?
Дэнни с миг подумал, а потом ответил контрвопросом:
— А почему вы рискуете работой, отвечая на мои вопросы?
— Потому что… — она заколебалась. — Потому что все это романтично. Знаете, Бхаджат пыталась увидеться с вами.
— Действительно? — голос его чуть не поломался, как у подростка. — Я… ну, я, конечно, очень хотел бы с ней увидеться… конечно же, для того, чтоб отблагодарить ее как подобает.
— Я ей так и скажу.
— Хорошо! — Тут он сообразил. — Вы ведь не станете ей говорить, что я влюблен в нее, так?
— Разумеется стану. А как же иначе?
— Но это же на самом деле неправда! Откуда я знаю… я хочу сказать, я так и не перебросился с ней ни одним разборчивым словом.
Ирина знающе улыбнулась, взяла поднос и бросилась вон из комнаты.
Ох уж эти женщины, фыркнул про себя Дэнни. У них на уме только одно — романы. Куриные мозги. Теперь она добьется, что все домашние будут шушукаться обо мне. Старый шейх вероятно выбросит меня на улицу и предоставит тем убийцам закончить свою работу.
Но он обнаружил, что усмехается. А сердце у него колотилось так сильно, словно он пробежал милю. Затем он сообразил, что не притрагивался еще к принесенному Ириной вкусному ленчу. Но его это нисколько не волновало. Он был ни чуточку ни голоден.
— Черт подери! — пробормотал он про себя. — Я и впрямь влюблен в нее!
Полдень Дэнни расхаживал по своей роскошной тюремной камере. Он сто раз выходил на балкон даже в палящем свете полудня. Но двор внизу был пуст. Весь город казалось задремал разморенный жарой.
Он подумывал позвонить прорабу, но понял, что не сможет сосредоточиться на работе. Она его просто не интересовала. Во всяком случае не сейчас.
Наконец, когда полуденная жара пропитала его насквозь словно неизбежная судьба, он бросился на постель, по-прежнему в пижаме и задремал. Последняя его мысль была об предостережениях данных ему в далеком детстве еще в Ньюфаундленде против даже непроизвольных мастурбаций.
Когда он проснулся было темно. Открывшаяся дверь выдернула его из потного, темного сна. Тот съежился и юркнул в подсознание, словно изображение выключенного телевизора.
Он сел на постель.
Женщина несла ему обед на серебряном подносе. Но это была не Ирина: она была выше и носила на голове шелковую шаль. Лицо ее скрывалось в глубокой тени.
Не будь глупцом, она не может быть ей.
Но пульс у него часто забился.
Она поставила поднос на низкий столик посередине комнаты, а затем пошла к постели. Шаль соскользнула ей на плечи и она улыбнулась ему.
В слабом свете из окон он увидел, что это Бхаджат, такая же головокружительно прекрасная, какой он ее помнил. Она словно сошла с иллюстрации к «Тысячи и одной ночи», с волосами как вороново крыло, сверкающими глазами и тонкой талии Шахерезады. Лицо ее сияло красотой, умом и любовью.
Дэнни попытался было заговорить, но у него перехватило горло.
Она приложила палец к губам и прошептала:
— Я могу остаться только на минуту. Врач говорит, что вы быстро выздоравливаете. Я рада.
— Я хотел вас поблагодарить…
Она слегка покачала головой:
— Такой прекрасный рыжий А-риш. Как же я могла позволить вам умереть?
Она быстро нагнулась и поцеловала его. Но когда Дэнни двинулся обнять ее, она отодвинулась и отступила к двери.
— Я вернусь к тебе, — прошептала она. А затем исчезла.