По лестнице мы забрались в комнаты моих друзей. Ремус вскочил с кресла. Николай еле смог подняться на ноги. Я улыбнулся им, и облегчение мелькнуло на их лицах.
— Хвала тебе, Господи, — произнес Ремус, словно обеспокоенная мать.
Когда я вошел в комнату, он стоял сцепив руки на груди, но, когда следом за мной вошла Амалия и откинула с головы капюшон, его радостная улыбка померкла, и он нервно кивнул, приветствуя ее.
А улыбка Николая стала еще шире, когда его слабые глаза распознали в неясном силуэте женщину.
— Добро пожаловать в Храм Любви! — воскликнул он.
Лицо Ремуса еще сильнее побледнело, а мое покраснело от унижения. Только Амалия улыбалась. Потом она присмотрелась к Ремусу.
— Боже мой! — изумилась она. — Да это же тот самый, похожий на волка монах!
— Здравствуйте, фройляйн Дуфт, — поклонился он.
— На самом деле теперь меня зовут фрау Риша, — пояснила она. — Но сегодня ночью я снова хочу быть Дуфт.
— В этом доме вы можете носить то имя, которое пожелаете, — изрек Николай. И взял ладонь моей возлюбленной в свои гигантские лапы, как будто хотел согреть ее.
— Друзья, — сказал я. — Можно мы останемся здесь на какое-то время?
Николай приложил ладонь Амалии к своей щеке.
— Сколько вам будет угодно! — воскликнул он.
— Спасибо, — поблагодарила она. И улыбнулась.
Моя возлюбленная оглядела убогую комнату. К моему облегчению, на ее лице не появилось отвращения.
— Вы можете занять комнату Ремуса, — галантно предложил Николай. — А он со своими книгами устроится здесь.
— Я никому не хочу мешать, — сказала Амалия.
— Вы никому не мешаете, — заверил ее Ремус.
— Это ненадолго, — поспешил добавить я.
— Я буду молиться, чтобы это было не так! — сказал Николай.
— Мы едем в Венецию! — выпалил я.
— В Венецию? — повторил Николай. И его глаза стали огромными.
— Мозес будет петь в опере, — улыбнулась Амалия.
— Да! — воскликнул Николай. — В Театро Сан-Бенедетто!
— И вы вдвоем тоже, — добавил я. — Вы должны поехать с нами!
Николай сжал опухшие руки под подбородком. Его глаза наполнились слезами.
— Венеция! Моя мечта сбылась! Конечно мы едем!
На какое-то мгновение Ремус словно онемел. Его лицо было подобно облаку, набежавшему на лучезарное видение нашего будущего.
— Ремус, — вздохнул Николай, — не будь таким занудой.
— Николай не может ехать в Венецию, — заявил Ремус Амалии. — Он болен.
— Я был в театре сегодня вечером! — Николай упрямо улыбнулся. — Наденьте мне на голову мешок, чтобы я не видел солнца.
— Николай, Венеция в четырех сотнях миль отсюда, за Альпами. А ты, скорее всего, не сможешь сидеть на лошади. И, в любом случае, у нас нет денег на подобное путешествие.
— У нас есть деньги! — поспешил заверить их я.
Потом вынул из-под мышки шкатулку и открыл крышку. В свете свечи блеснуло золото.
— Боже мой! — прошептал Ремус.
— Что это? — спросил Николай, всматриваясь в золото. — Здесь что-то горит?
— У Мозеса и Амалии целое состояние, — сообщил ему Ремус. — У них больше денег, чем ты видел в своей жизни.
Николай задохнулся от удивления.
— Мы купим коляску, — сказал я. — И устроим внутри кровать для Николая.
— Понимаете, вы нам нужны, — начала объяснять Амалия. — Здесь, в Австрии, вы будете нашей маскировкой. А в Италии никто не поверит, что Мозес мой муж.
— Я буду вашим мужем, — вызвался Николай.
Сейчас покраснела Амалия.
— Мы подумали, — сказал я, — что Ремус может быть ее отцом. А ее муж, скажем, сейчас находится на войне.
— Тогда я могу быть дядей.
— Нам пришло в голову, что вы можете быть пациентом, — сказала Амалия. — Пациентом моего отца.
— Тогда — богатым пациентом, — потребовал Николай.
— Богатым пациентом, — подтвердил я.
И в этот момент на лестнице послышались чьи-то шаги. Ремус посмотрел на дверь, и кровь отхлынула от его лица. Николай вытянул вперед длинную руку и, отодвинув Амалию и меня себе за спину, заслонил нас своим громадным телом от опасности, приближавшейся к нам по ступеням лестницы.
Я же просто улыбнулся: мои уши услышали больше, чем их. Когда дверь наконец открылась и Николай ринулся в атаку, оказалось, что неприятель едва достает ему до пояса.
Лицо у Тассо было красным и покрытым потом из-за того, что ему пришлось бежать через весь город. Увидев меня, он облегченно потер свои лапки.
