С этими словами он повернулся, чтобы уйти. Но тут с нами поравнялся Дюси Чонтош. Он задыхался, явно спешил. Его козлиная бородка нервно подрагивала. Он не собирался останавливаться и на ходу лишь кивнул мне, но Фодор, широко расставив руки, задержал его:
— Дорогой мой Дюсика! Вот хорошо, что встретились! И нам облегчил задачу, а то мы как раз к тебе собирались. Ты знаешь, что мы избрали тебя в совет интеллигенции? И правда ли, что тебя кооптировали в Центральный Комитет? Значит, правда, раз вижу тебя здесь… но об этом мы еще потолкуем… обсудим, соглашаться ли тебе сейчас на это…
Дальше я уже не смог расслышать ничего из этого потока слов, потому что Геза шагнул ко мне и оттащил меня в сторону.
— Уйдем отсюда, Бела, — сказал он. — И не мудри, пожалуйста. Уговори этого сумасброда Селеша тоже уйти. С Андрашем ты уже виделся?
— Нет.
— Давай разыщем его. Тут уже все равно всему конец… И какое-то время в городе будут твориться жуткие дела. — Геза говорил тихо, почти шепотом. Но в его голосе сквозила настойчивость, он торопил меня. — Я отвезу вас в Вёльдеш.
— А там что? — проговорил, вернее, процедил, я сквозь зубы. — Там что нас ждет?.. Утром хотели убить меня, а вчера я убил человека… и не одного, многих… Я уже говорил… Ты все еще не веришь мне?
В изумлении он уставился на меня. И только хотел что-то сказать, как наше внимание привлекла перебранка, вспыхнувшая между Чонтошем и Фодором. Сначала я услышал резкий, вибрирующий голос Фодора:
— Ты не прав, Дюла! Не прав! Нас обманули! Обманули целую нацию! И ты это прекрасно знаешь. Ведь ты сам стал жертвой этого обмана!..
— А ты? — холодно прервал его Чонтош. — Тебе лучше это знать. Ведь ты же сам и обманывал. Вместе со мной… Но ты зашел в этом чуть дальше меня. Правда, в том, что я вовремя остановился, не моя заслуга.
Чонтош хотел уйти, но Фодор схватил его за руку и не пустил. Селеш в сторонке покуривал сигарету, словно весь этот спор его нисколько не интересовал. Я наблюдал за Гезой. Он в упор, словно гипнотизируя, смотрел на Чонтоша.
— Что бы я ни делал, я всегда поступал согласно своим убеждениям! — кричал Фодор. Я еще никогда не видел, чтобы он до такой степени терял самообладание: он всегда отличался выдержанностью. Как Аристотель, он считал, что подлинная добродетель человека — в чувстве меры, в умении держать себя в определенных рамках. А сейчас Фодор орал. — Я готов ответить за все! Но отвечать придется и за то, что творится сейчас. Если мы не поможем восторжествовать справедливости, то народ воздаст каждому по заслугам! — Раньше Фодор никогда не прибегал к таким громким фразам. И вдруг в меня закралось подозрение, что весь этот пыл у него не настоящий, фальшивый. И слова Алмара, пытавшегося унять Фодора, тоже игра, заранее продуманный фарс.
— Не надо волноваться, Фери! — говорил он. — У тебя нет никаких оснований бояться того, что тебя заставят отвечать за свое прошлое!
Ему оставалось только добавить: «Это говорю тебе я, у кого произвол Ракоши выбил из рук оружие — перо журналиста». Хотя он этих слов и не произнес, но они угадывались в его топе.
Фодор словно только и ждал этих успокаивающих слов и сразу сбавил тон:
— На тебя мы всегда рассчитывали, Дюси. Да и сейчас возлагаем большие надежды. — Проходившие по коридору люди стали останавливаться и прислушиваться к спору. — В этом здании, я вижу, все еще не могут понять, что происходит в стране. А может, не хотят.
— Что правда, то правда, — подтвердил Алмар.
— Тебе предназначена важная роль, — продолжал Фодор. — Ты пользуешься большим авторитетом, народ тебе доверяет. А если мы не возглавим это всенародное движение…
— Я ни с кем и ничто не собираюсь возглавлять, — отрезал Чонтош, не дав Фодору договорить. — И тем более отказываюсь помогать тому, кто хочет сейчас прикрыть голый зад своей совести.
Кое-кто фыркнул и расхохотался.
— То, что люди не могут осмыслить происходящее, — неожиданно заговорил Геза, — это еще полбеды. — Он в упор смотрел на Чонтоша. — Главное зло в том, что некоторые ведут себя так, словно и в самом деле способны повлиять на ход событий. Совещаются. Выносят решения.
