— Что у тебя под передником, сестренка? — двусмысленно спросил криворукий Балог и ухмыльнулся.
Розка показала пустое блюдо.
— Только-то? — и он озорно подмигнул. — Ну ничего, на будущий год к этому времени появится иная ноша. Так я говорю, а?
Девушка зарделась и опустила глаза. Этот Балог доводится Пиште родней, так что волей-неволей приходится терпеть его противные шуточки.
— Когда Пишта домой наезжал? — спросил Балог.
— Да в прошлую субботу…
— Что за жених у тебя? Я бывало, когда женихался, всякую ночь бегал в деревню, иной раз даже спать не приходилось. Правда, ума у меня тогда не было… А когда поумнел, было уже поздно.
— Вот бы тетушка Юлиш послушала, что вы тут говорите!
— Подумаешь, я и ей сказать не побоюсь.
— Небось побоитесь, недаром по деревне всякое болтают…
Розку развлекла озорная болтовня криворукого Балога, лицо ее осветилось улыбкой. Уже прощаясь, криворукий Балог вдруг подошел к Розке вплотную и сказал шепотом:
— Передай Пиште, мне нужно с ним поговорить. Есть важные новости.
Балог не произнес больше ни слова, но и сказанного было достаточно, чтобы к Розке вернулось грустное настроение. На этот раз ей стало грустно по другой причине. Розка долго не понимала, почему в последнее время столько людей спрашивают у нее о Пиште и каждый спешит что-нибудь сообщить. Теперь ей стало известно, что Пишта занят поисками каких-то старинных грамот, хочет добиться, чтобы крестьянам вернули исконные общинные земли и степные угодья. Но вся эта затея казалась ей неосуществимой и внушала серьезные опасения. В иное время она, может, и радовалась бы тому, что жених ее на виду у односельчан, что люди ему доверяют, но сейчас их повышенный интерес к нему вселял в нее какую-то смутную тревогу. Что-то будет? Чем ей все это грозит? С кем еще предстоит ей делить своего возлюбленного? Ибо, что бы там ни говорили, она уже и сейчас делит его с кем-то. Да-да, она чувствовала это всем своим существом. Даже если бы ничем не могла подтвердить свои догадки; Не возникли же эти подозрения из ничего? Предчувствие не обманывает ее. И как ей быть? Терпеливо ждать? Такое ожидание — что медленная смерть!
Господи, да что она могла бы сказать Пиште? В чем упрекнуть? Если у него выпадает свободный вечерок, он всегда приходит к ним посидеть. Приветлив и ласков с ней, как и прежде, даже, пожалуй, нежнее стал. Часто делится своими мыслями о будущей семейной жизни… Отчего же все-таки запала ей в душу тоска и тревога? Почему у нее такое ощущение, будто все те пять лет, когда она его ждала, а о нем ходили лишь смутные слухи, он казался ей ближе, чем сейчас…
Розка вдруг остановилась, словно хотела еще что-то сказать вслед удаляющемуся Балогу. Но ничего не сказала, только окинула взглядом оставшуюся позади тропку, точно что-то потеряла на ней. По обеим сторонам улицы жались друг к другу приземистые домики, облупившиеся и пыльные. И казалось, окна их щурились от полуденного солнца. Розка подняла голову, желая убедиться, можно ли поздним летом поглядеть на его яркий диск. Но солнце светило так ослепительно, что Розке невольно пришлось зажмуриться. Из-под плотно сомкнутых ресниц ее покатились слезы.
Возможно, в то же самое время и Пишта, укладывая на гумне снопы, на какое-то мгновение остановился и взглянул на солнце, чтобы определить, долго ли еще до наступления сумерек. Лето подходило к концу, и дни убывали все заметнее. Вот и нынешний день тоже короче вчерашнего, и тем не менее не видно ему конца. Лошади, фыркая, понуро ходили по кругу: в ноздри им забивалась колючая, едкая пыль от обмолоченной соломы. Притихшие батраки работали молча и сосредоточенно. Они трудились уже третий месяц. Изнурительная работа за лето не только иссушила людей, но и отбила у них охоту к разговорам, веселым шуткам, песням. Они привыкли к однообразным, монотонным движениям, повторяющимся изо дня в день, и могли совершать их даже с закрытыми глазами. Нередко они так и делали, потому что их все чаще одолевала усталость.
Хозяин, у которого Пишта работал, тучный Салаи, остановился возле хлева и крикнул батракам:
