— Весь в маму. Словно тебя вижу, когда ты была маленькой.
— Право же, мальчонка смышленый. Сам убедишься. Это он только сначала такой, с чужими робеет.
— Вот тебе и на! Спасибо, дочка, обрадовала, — усмехнулся Вардаи. — Выходит, я чужой.
— Пока он не привыкнет к тебе, конечно, чужой.
— Боюсь, что и для тебя я тоже начинаю становиться чужим. Разве не так?
— Перестань, папа, что за вздор?
— В твоих последних письмах мне многое непонятно. Не сердись, доченька, но, когда я читаю их, мне кажется, ты перестала быть со мной откровенной. Скажи, дорогая, может у вас не все ладится?
— Такое мнение у тебя сложилось потому, что я всегда пишу второпях, — уклончиво ответила Жужа. — Вечно дел по горло, на обстоятельные письма времени не остается.
— Это правда, причина только в этом?
— Да.
Какое-то время они молчали.
— Ну ладно, коли так. Освоились вы в Сегеде? Как тебе он? Нравится?
— О городе мне трудно что-либо сказать. Почти не выхожу из дому.
— После шумного Пешта этот тихий городок, наверное, показался тебе захолустьем?
— Нет, ничего! Правда, я не сама его выбирала.
— Разве ты не хотела сюда приехать?
— Не во мне дело. Карьера Лёринца требовала, ну и…
— Почему ты говоришь с иронией?
— Тебе показалось. Я вовсе не думала иронизировать.
— Допустим! Ну, расскажи, как вы сюда перебирались? Небось намучилась в дороге?
— Совсем нет. Ты ведь знаешь, если Лёринц захочет, он все умеет великолепно устроить.
— И опять ирония…
— Да что ты, папа! Перестань искать в каждом моем слове скрытый смысл. Я говорю, что думаю. Лучше расскажи, как вы живете, как дома?
— Помаленьку, как говорится, с грехом пополам. В повседневных трудах да заботах.
Разговор снова оборвался.
— Папа! — вдруг неожиданно вырвалось у Жужи, и глаза ее наполнились слезами. — Мне так хочется домой… — и она расплакалась.
В дверь постучали. Жужа быстро смахнула слезы и просительным взглядом посмотрела на отца. На этот раз действительно пришел Лёринц, но не один.
— Ба! Кого я вижу! — воскликнул он, едва войдя в комнату. — Какая неожиданная радость! Ну и денек нынче выдался! Ты, дорогая, помнишь Белу? — обратился он к жене. — А ты, отец, помнишь?
Рослый рыжеватый человек, пришедший с Лёринцем, поцеловал руку хозяйке. Он был явно смущен.
— Это тот самый Бела Сана, с которым мы чуть было не погибли мученической смертью на дамбе, — пояснил Лёринц тестю и громко расхохотался.
— Ну как же, как же! Припоминаю, — пробормотал Вардаи. — Ты же бывал у нас в гостях. Здравствуй! Тебя, стало быть, тоже потянуло сюда, на строительство железной дороги?
— Нет, я остался верен Тисе.
— Он хочет всех убедить, что незаменим на дамбе! А где Петер?
— Юлишка только что его увела.
— Может, позовешь его, дорогая? Отец, ты уже видел своего внука? Что скажешь? Здорово вырос, а? Вот он-то действительно сделает себе карьеру на строительстве гидросооружений. Всех нас за пояс заткнет.
Мальчик осторожно заглянул в дверь, но, увидев отца, бросился к нему. Лёринц схватил сына и подбросил вверх. Малыш радостно взвизгнул.
— Осторожнее, Лёринц! — встревоженно воскликнула Жужа. — Не дай бог уронишь!
— Понимаете, — обратился Лёринц к гостям, как бы ища у них поддержки, — она терпеть не может, когда я его подбрасываю, и заметьте, только из ревности. Сама не умеет так подбрасывать и мне запрещает. Кого ты, сынок, больше любишь?
— Папу… — ответил запыхавшийся мальчик, прижимаясь к отцовской щеке.
— Ну что вы на это скажете? Как же тут матери не ревновать?
— У Петера очень развито чувство житейского практицизма. Когда я его спрашиваю, он говорит, что меня, — сказала Жужа.
— Так и должно быть, — пробасил Вардаи, пытаясь всех примирить. — Надо любить одинаково и отца и мать.
— Ну, в таком случае присядемте, прошу вас, господа! Не угостит ли нас хозяйка перед ужином чаркой вина? Само собой разумеется, что вы у нас отужинаете, дорогие гости. Видите ли, мы обосновались тут временно. Осесть здесь навсегда не намерены. Но сразу найти приличное жилье не успели. Ведь мы собрались в дорогу наспех. Вот и пришлось довольствоваться первым попавшимся пристанищем.
— А я тут давеча говорил дочери, мол, не мешало бы проложить чугунку и в наши края. Тогда бы вы могли поселиться в моем доме.