Вежды сказывал свою речь таковым низким, вкрадчивым голосом желая поддержать и единожды собственным старшинством повлиять на поведение, мысли, поступки братьев. Темно-синее сакхи Бога по которому колыхаясь плыли дымчато-марные полосы придавало его черной с золотым отливом коже, лицу с четкими линиями, где в общем высота превосходила ширину, присущую старшим властность, при том оставаясь в силу собственной мягкости очень благодушным. Лоб старшего Димурга в сравнении с подбородком, завершающимся угловатым острием, значился более широким. На лице Вежды не имелось растительного покрова, как и у Мора, и Стыня, широким и плоским с тем был нос этого Бога, толстыми, рдяно-смаглыми губы, и крупными с приподнятыми уголками глаза, где темно-бурая радужка с вкраплениями черных мельчайших пежин, не являла как таковых зрачков. На Вежды не было украшений, как и на сидящем подле Море. Не имелось также венца, отчего ладно просматривались его короткие, вроде пушка черные волосы. Он лишь мельчайшим просом сапфиров: васильково-синего и черного цветов, усыпал поверхность ушных раковин и мочек, а также оставил проколы в надбровных дугах в виде квадратных, крупных фиолетовых аметистов.
– Согласен с Вежды… Вы оба замечательно отличились… Особенно, ты, наш драгоценный, наш любезный Стынь, – наконец вступил в толкование Мор. Его всегда звучащий высоко, с нотками драматической окраски, тенор сегодня пронесся дюже приглушенно, похоже, Господь был изможден. Потому он видимо и не отворял не то, чтобы очей, но даже и рта. – И также согласен, со старшим братом, недопустимо постоянно подначивать Огня, что особенно касается тебя, Темряй… Ты, будучи старше малецыка Стыня, подаешь ему чреватый пример. Мы все Боги едины: Димурги, Расы, Атефы. И не только Отцу, но и Небо неприятно слышать как вы оба: ты, Темряй, и Огнь друг друга шпинаете словами… Не должно, не позволительно противодейство меж Зиждителями, тем более при младших членах наших печищ.
– Огнь и сам, – тотчас откликнулся Темряй, и резко дернулись черты его грушевидного типа лица, со значимо широкой в сравнении с лбом линией подбородка и челюсти. И немедля качнулся из стороны в сторону не только длинный, мясистый нос Бога, но и чуть выступающие вперед миндалевидные глаза, где зрачок слегка удлиненный, располагался поперек темно-карих радужек порой обретающих желтый оттенок, вдаваясь в саму белую склеру. – И сам горазд подзадоривать и никогда не смолчит, точно я его раздражаю во всех своих поступках… мыслях… действах… Точно я его, чем огорчил. Я все время ощущаю это негодование на себе. Стоит мне встретиться с Небо аль ему побывать подле Першего… Он ко мне несправедлив, относится не так как все остальные Расы, Атефы…
– Ты, еще добавь Димурги, – отметил жизнерадостный Стынь, ощущая огорчение старшего брата и стараясь его снять своим гулким смехом, наполнившим всю залу и мотнувшим в своде желтые, пухлые облака вправо-влево. – Ибо Вежды и Мор заметь, никогда брат на тебя не раздражаются… и не досадуют… Вспять всегда смолчат, хотя ты порой бываешь, непредсказуем в своих экспериментах.
Темряй сидящий справа резко дернул головой отчего качнулись его черные, курчавые до плеч волосы, и вместе с тем венец в виде широкой цепи, полностью скрывающий лоб с плотно переплетенными меж собой крупными кольцами ядренисто полыхнул лучистым серебристо-марным отливом, на морг показав на своем гладком полотне зримые тела, морды зверей, рептилий, земноводных и даже насекомых. Он также стремительно повернул голову в направлении младшего брата, нежно воззрился на сияющее лицо того, и просиял широкой улыбкой. Та же теплота проплыла и в лице старшего Димурга, и в лице Мора. Короткие курчавые волосы, которого не прикрывал нынче венец. Кожа этого Бога в отличие от иных Димургов имела светло-коричневый оттенок, который порой темнел, приобретая смугло-красноватый цвет, однако, днесь она хранила на себе какую-то дымчатость, и почитай не перемещала по своей поверхности присущего Зиждителям золотого сияния. Сама кожа, кажется, и вовсе многажды истончилась и на ней не просто проступали оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок, они словно лежали на ее поверхности, иногда перекатываясь туды… сюды. Уплощенное и единожды округлое лицо Мора с широкими надбровными дугами, несильно нависающими над глазами, смотрелось утомленным, а крупные раскосые очи были плотно сомкнуты. Чудилось единственное, что еще осталось живого и замечательно красивого в Боге это нос с изящно очерченными ноздрями, конец какового прямым углом нависал над широкими плотными, опять же растерявшими краски губами. Димург был обряжен в серебристое сакхи до лодыжек, с глубоким округлым вырезом, таким мятым, что наблюдались угловатые изгибы, полосы и вмятины на нем… и коли то можно применить к Зиждителю, вроде как не свежим, давно не стиранным.
