— Что с вами? — спросил Навернов, зачем-то привстав на цыпочки.
— Слушайте, что я вам скажу.
— Да? — не сходя с цыпочек, Навернов вытянул шею, как делают некоторые малорослые люди, готовясь услышать что-нибудь важное. Олаф же Ильич был росту выше среднего.
— Пойдемте сейчас со мной.
— Куда? — Навернов удивленно опустился с цыпочек и втянул шею в плечи.
— Пойдемте, не спрашивайте, вы сами все увидите.
Подозревая мистификацию и в то же время с каким-то неприятным замиранием в душе, Олаф Ильич вышел вслед за Софьей Семеновной на улицу. Стоял солнечный, но прохладный день. В воздухе была та прозрачность, которая говорит о переломе в сторону осени. Наполняя легкие свежим льдистым воздухом, Навернов молча шагал за вдовой.
Она повлекла его в старую часть города, где располагались церкви, банки и музеи. У большого темно-зеленого здания с колоннами, в котором Олаф Ильич признал Этнографический музей, они остановились. Музей был основан более века назад известным географом, путешественником и ботаником Саввой Игнатьевичем Прищепковым. От здания веяло строгостью и преданностью науке.
— Пойдемте, — сказала Софья Семеновна, — музей как раз сегодня выходной, нам никто не помешает.
Они вошли через служебный вход. Софья Семеновна, достав из сумочки синюю книжечку, показала ее вахтеру, и они поднялись на второй этаж по широкой железной лестнице, устланной дорожкой с затейливым орнаментом.
Непривычно пустынно было в музее. Погруженные в полумрак залы были полны таинственной значительностью оставшихся наедине с собою предметов, и, казалось, этой значительности не могли нарушить шаги двух случайно попавших сюда людей.
«Что-то здесь не так, — думал Навернов, энергично ведомый под руку Софьей Семеновной, — что-то здесь непременно не так».
Наконец они вошли в зал «Индия, Непал, Бирма». Софья Семеновна подвела Навернова к одному застекленному стенду и шепнула:
— Смотрите! Мы все в этой игре!
На стенде была представлена какая-то утварь и четыре манекена, изображавших жителей Индии в национальных одеждах. Сбоку стоял еще один манекен, символизировавший английского колонизатора в пробковом шлеме. Фигуры были почти человеческого роста и исполнены довольно искусно, хотя в позах их проскальзывала какая-то напряженность. Чем больше вглядывался в манекены Олаф Ильич, тем меньше у него оставалось сомнений в том, что эти фигуры не кто иные, как персонажи индийской истории, некогда рассказанной ему Плевковым. Навернову вдруг нестерпимо захотелось пить.
— Где же японец? — спросил он, облизав пересохшие губы.
— Не знаю, — прошептала Софья Семеновна.
Олафу Ильичу пришла в голову нелепая мысль, что манекенам, возможно, тоже хочется пить, и только из боязни напугать людей они не подают им какого-нибудь условного знака, чтобы те поставили им в вольер мисочки с водой.
Да, именно так и подумал Навернов: «мисочки с водой».
— Пойдемте отсюда, — ненатурально громко сказал он и дернулся к выходу.
Обратно они шли теми же залами, в одном из которых Олафа Ильича подстерегал еще один, ранее им не замеченный сюрприз: в отделе, посвященном фауне Алтая, он увидел фотографию своего старого знакомого. Старик алтаец стоял, улыбаясь, перед енотовой норой: в одной руке он держал горящую головню, в другой — двустволку. Под фотографией — надпись: «На промысле».
Застыв перед фотографией на несколько мгновений, Навернов издал слабый горловой звук и мелкой рысцой побежал к выходу. Софья Семеновна нагнала его на лестнице.
— Что с вами? — встревоженно спросила она, но он не отвечал, продолжая трусить вниз по ступенькам.
На улице Софья Семеновна взяла его под руку.
— Я провожу вас домой, у вас ужасный вид, — сказала она.
— Благодарю вас, не нужно, — сухо сказал он.
— Ну хоть немного, вон до того перекрестка, идет?
— Софья Семеновна, — промолвил Олаф Ильич, когда они прошли несколько шагов, — я совершенно серьезно хочу попросить вас сделать для меня перевод письма. Мне это совершенно необходимо. От этого теперь, можно сказать, зависит моя жизнь.
— Давайте-ка лучше встретимся завтра и поговорим на эту тему, хорошо? Вот вам мой телефон.
