О’Брайен усмехнулся:
— А по-моему, пропускает стопочку для храбрости, прежде чем подложить очередную бомбу.
Сержант покачал головой:
— Нет. Выпив, люди такого склада либо засыпают, либо начинают блевать. Этот человек — изнеженный толстяк.
— Но зачем он убивает невинных людей?
— О людях он и не думает. Его цель — не они. Он считает, что, устраивая взрывы, мстит фирме, из которой его уволили. Или банкиру, который, как ему кажется, когда-то ограбил его. Или начальству, не давшему ему повышения по службе, которого, опять же по его собственному мнению, он вполне заслуживал.
* * *
— Вечером пойдем к дядюшке Мартину, — объявила мать. — Мы не видели его уже неделю, а между тем нам следовало бы более исправно навещать родственника.
— Дядюшка Мартин — старый зануда, — презрительно бросила Пола.
Мать налила себе еще кофе.
— Ты права, дочь, но не забывай, что у него только две радости в жизни — общение с нами и турецкая баня.
— Сегодня я могу задержаться на службе, маменька, — сказал я. — Надо обработать счет Эванса. Не знаю, управлюсь ли к пяти часам.
Пола гаденько улыбнулась:
— Я слышала, неделю назад Корриган получил повышение. А тебя, надо полагать, опять обошли.
— Надо полагать, — сухо ответил я.
— Кадровая политика, — вставила мать.
— Тебе почти сорок шесть, — сказала Пола. — Неужели ты так никогда и не выбьешься в люди?
— Каждый человек на что-то надеется.
— Знаешь, ты просто бесхребетный слюнтяй! — взорвалась моя сестра. — Вот и застрял на этой должностишке!
— О тебя ноги вытирают, а ты и рад, — поддержала ее мать. — Пользуются твоей добротой. Ведь Корриган получил должность, которую, по справедливости, надо было предложить тебе.
— Да плевал я на эту должность, — ответил я. — Мне уже не обидно. К тому же Корриган — славный малый.
Тут я, конечно, лукавил. Корриган ни бельмеса не смыслил в бухгалтерии и повышением своим был обязан заурядной подсидке. Интересно, подумал я, а в других учреждениях такая же кадровая политика?
— Доедай яичницу, Гарольд, — велела мать. — И про бекон не забудь.
Пола злобно расхохоталась:
— Да он и так на снеговика похож!
— Ничего подобного, — ответил я.
* * *
— А у нас… то есть у полицейского управления, есть что-нибудь конкретное? — не унимался О’Брайен. — Улики? Следы? Что-нибудь, кроме домыслов?
Сержант Уолтерс почувствовал легкое раздражение.
— Кроме, как вы выразились, домыслов, у нас нет ничего.
— Отпечатки пальцев?
Уолтерс рассмеялся:
— Будь у нас отпечатки, неужели этот бомбовоз до сих пор разгуливал бы на воле?
— Я имел в виду другое. Может, у нас есть его отпечатки, только они нигде не зарегистрированы. Даже в Вашингтоне.
— Нет, отпечатками мы не располагаем, хотя изучили все найденные фрагменты бомб, клочки оберточной бумаги и обрывки бечевки. Ничего.
— Разве Тайсона поймали не благодаря отпечаткам пальцев? — продолжал наседать на сержанта О’Брайен.
Уолтерс кивнул:
— Именно так. Но тогда мы завладели целой бомбой, которая не взорвалась, и обнаружили на одной из батареек отпечатки большого и указательного пальцев. — Сержант ненадолго задумался. — Причем это были отпечатки не Тайсона, а продавца из скобяной лавки. Мы нашли эту лавку и просто следили за каждым покупателем, который приобретал батарейки для фонарика. — Уолтерс усмехнулся. — Тайсону было пятьдесят два года. Пухленький добродушный человечек, живший в доме двух своих тетушек, старых дев. В подвале мы нашли рулон оберточной бумаги, и тот кусок, в который была запакована бомба, идеально состыковался с концом рулона. Так Тайсон угодил на электрический стул. — Сержант Уолтерс мечтательно вздохнул. — Эх, кабы нам удалось завладеть каким-нибудь изобретением этого новатора, прежде чем оно взорвется…
* * *
Есть люди, которым не только не вредно, но даже полезно иметь несколько фунтов лишнего веса, и я убежден, что принадлежу к их числу.
— А почему, собственно, ты считаешь, что созерцать тебя — такое уж большое удовольствие? — спросил я Полу. — Ведь ты — кожа да кости. И долговязая. И сидишь у меня на шее.
На щеках сестры вспыхнули два багровых пятнышка.
— Я совершенно не костлява. Просто слежу за своим весом.
