— Да я так спросил. Пустяки…
Он вышел в коридор, где старый Жозеф читал газету.
— Посетитель ушел?
— Недавно. Вышел из кабинета, заявил, что ждать больше не может. Надо, мол, возвращаться в магазин, там его ждут. А что, надо было задержать?
— Нет. Все в порядке.
Гость волен был уйти, ведь его не вызывали.
Тут Мегрэ спохватился, что забыл фамилию посетителя.
— Жозеф, вы, конечно, тоже не помните, как его звали?
— Признаюсь, господин комиссар, я не высмотрел на его карточку.
Вернувшись в кабинет, Мегрэ сел в кресло и снова занялся наскучившим ему отчетом. Похоже, в кочегарке старались что есть сил: никогда еще радиаторы отопления не были такими горячими. В трубах что-то потрескивало. Он хотел было повернуть маховик регулятора, но передумал и протянул руку к телефонной трубке.
Он решил позвонить в Луврский универмаг, чтобы навести справки о заведующем отделом игрушек. Но не вызовет ли там подозрение тот факт, что полиция интересуется одним из их работников? Не скомпрометирует ли этот звонок его нежданного посетителя?
Поработав еще немного, комиссар машинально снял трубку.
— Прошу соединить меня с доктором Штейнером, проживающим на площади Данфер-Рошро.
Не прошло и двух минут, как зазвонил телефон.
— Доктор Штейнер у аппарата.
— Простите за беспокойство, доктор. Говорит Мегрэ. Да, комиссар уголовной полиции. Насколько мне известно, недавно вас посетил пациент. Его зовут Ксавье, фамилию я не помню.
Похоже, что собеседник комиссара тоже забыл фамилию посетителя.
— Он продавец игрушек. Главным образом электропоездов… Предположительно он обратился к вам с тем, чтобы убедиться, что не является душевнобольным. А потом, насколько мне известно, рассказал о своей жене…
— Подождите, пожалуйста, минуту. Проверю карточки.
В трубке было слышно, как доктор произнес, обращаясь к кому-то:
— Мадемуазель Берта, будьте любезны…
По-видимому, он отошел от аппарата, поскольку какое-то, довольно продолжительное, время царила тишина. Комиссар было решил, что их разъединили.
Судя по голосу, Штейнер человек хладнокровный, несомненно, гордый, во всяком случае, знающий себе цену.
— Позвольте поинтересоваться, комиссар, почему вы мне звоните?
— Видите ли, этот человек только что был у меня и ушел раньше времени. А карточку, на которой была указана его фамилия, я порвал.
— Вы его вызывали?
— Нет.
— А в чем его подозревают?
— Ни в чем. Он сам пришел ко мне рассказать свою историю.
— Произошло что-нибудь?
— Не думаю. Он поделился со мной кое-какими опасениями, о которых, я думаю, он сообщил и вам.
Из сотни врачей отыщется лишь один, готовый помочь. Именно такой и попался комиссару Мегрэ.
— Понимаете, — произнес Штейнер, — мне не хотелось бы выдавать врачебную тайну…
— Я не требую от вас, доктор, выдачи мне врачебной тайны. Просто мне необходимо узнать фамилию вашего пациента. Я мог бы без труда установить ее, позвонив в дирекцию Луврского универмага, где он служит, но побоялся скомпрометировать его в глазах начальства.
— Пожалуй, вы правы.
— Мне также известно, что живет он на авеню Шатийон. Опросив консьержек, мои люди установили бы его фамилию. Но это могло бы вызвать сплетни.
— Понимаю.
— Итак?
— Его фамилия Мартон. Ксавье Мартон, — неохотно произнес невропатолог.
— Когда он был у вас на приеме?
— Думаю, сумею ответить и на этот вопрос. Недели три назад, точнее, 21 декабря…
— То есть, когда у него было особенно много работы в связи с рождественскими праздниками. Полагаю, он был крайне взволнован?
— Вам и это надо знать?
— Послушайте, доктор. Повторяю, я не требую от вас нарушения профессиональной этики. Вы знаете, мы располагаем целым арсеналом средств для выяснения всего, что нам нужно.
Молчание в трубке. Причем, Мегрэ мог поклясться, неодобрительное. Доктор Штейнер, видно, не очень-то жалует полицию.
— Ксавье Мартон, раз уж мы о нем говорим, — продолжал Мегрэ, — у меня в кабинете вел себя как вполне нормальный человек. Однако…
— Однако? — переспросил доктор.
— Я не психиатр и, выслушав его, хотел бы знать, имел ли я дело с человеком неуравновешенным или же…
— Что вы подразумеваете под определением «неуравновешенный человек»?
