Поняв, что отговаривать дочь бессмысленно, Альберта присела на край ее кровати, на которой Сидони разложила свои любимые платья.
– И куда ты пойдешь, скажи, бога ради? Не посмеешь же ты поселиться у своего жениха! Что скажут люди в Сент-Эдвидже?
– Люди скажут, что невеста Журдена Прово, серьезная девушка, которая шьет дамские платья на заказ, заботливо ухаживает за своей будущей свекровью. К твоему сведению, у них в доме есть свободная комната. Дезире как-то предлагала мне у них переночевать.
– Кто это – Дезире? – спросила Анатали.
– Мать моего жениха Журдена, дама воспитанная и добродушная. Она не может ходить, поэтому передвигается по своему красивому дому в инвалидной коляске. Там я смогу быть полезной, и никто не даст мне оплеуху!
– А мне Сильвестр тоже давал оплеухи, и часто!
– Это не одно и то же. Ты – ребенок, а я – нет, – возразила Сидони. – Анатали, вот тебе подарок – красивый платок, в цветочек. Весной повяжешь его на голову.
Но презент не утешил девочку. Всхлипывая, она прижалась к коленям бабушки.
– Как ты можешь сейчас уехать? – спросила Альберта. – Через два месяца мне рожать, и я рассчитывала, что первое время ты будешь помогать мне по дому.
– Попросишь Жасент на несколько недель закрыть медицинский кабинет. Мама, я долгие годы живу на этой ферме, как в клетке. Моя дорогая сестра устроила так, чтобы уехать в Монреаль, а по возвращении поселилась в Робервале. Я «расправляю крылья», как любят писать в газетах.
– Расправляешь крылья, бедная моя Сидо? Ты устремляешься туда, где тебя будет контролировать жених. Мне это не нравится. Боже мой… Я отложила немного денег и дам их тебе, чтобы ты смогла снять меблированную комнату в Робервале. Неужели ты сама веришь, что вы с Журденом сможете удержаться в рамках приличий, в то время как в доме нет никого, кроме немощной пожилой дамы?
Сидони щелкнула замочком черного картонного чемодана, с обидой посмотрела на мать и пробормотала:
– Я скоро выйду замуж, мама, не надо за меня волноваться.
Девушке хотелось добавить, что она не такая, как Эмма, однако она сдержалась – из-за Анатали. Повисла тишина, сотканная из неловкости, которую нарушали лишь звуки стесненного дыхания трех участниц этой сцены. Вскоре одежда Сидони была аккуратно сложена и спрятана в чемоданы.
– Пусть твои сбережения останутся у тебя, мне они не нужны. Прежде чем прийти домой, я позвонила в полицейское отделение Роберваля и поговорила с Журденом. Он одобрил мое решение и вечером будет ждать меня на вокзале, чтобы отвезти в Сент-Эдвидж. До отъезда я побуду у дедушки, он накормит меня обедом.
Альберта окончательно оставила попытки побороть решимость дочери и теперь смотрела на падающий за окном снег.
– Сначала Лорик, потом – Жасент, теперь – ты, – дрожащим голосом произнесла она.
– А мне казалось, прошлым летом ты мечтала, чтобы все разъехались. Твое желание исполнилось!
– Ты злая! – крикнула Анатали; ее щеки покраснели от гнева.
Многое было для нее непонятно, однако она чувствовала, что Сидони нарочно так себя ведет, хочет обидеть бабушку, и поэтому та плачет…
– Я не хочу никого огорчать, я лишь решила хотя бы раз подумать о себе. Тебе не следует в это вмешиваться, Анатали. Мне очень жаль…
– Если так, ты могла бы поступить по-другому, – проговорила Альберта, всхлипывая. – Что скажет отец, когда придет вечером с работы домой? Он собирался попросить у тебя прощения.
– Поздно! Папа мог вчера зайти к дедушке. В воскресенье после мессы он даже не глянул в мою сторону, хотя это был идеальный момент для примирения.
Сидони перебросила через плечо большую кожаную сумку на длинном ремне и взяла чемоданы.
– Как ты собираешься нести весь этот скарб на улицу Лаберж? Дорогу снова засыпало снегом, – встревожилась Альберта. – Моя бедная девочка, я в моем положении помочь тебе не смогу. И как ты доберешься оттуда до вокзала?
– Съезжу дважды, если понадобится! – заявила молодая модистка с вызовом.
Но через мгновение и сама расплакалась.
У Сидони сдали нервы. Столкнувшись с банальным бытовым затруднением, которого она не предусмотрела, девушка заплакала – от раздражения, а не от горя. Решение нашлось быстро.
