— Правду говоря, вынужден согласиться. С нетерпением и высочайшим упованием жду дальнейших рапортов.
— Как и я, старый друг, как и я. А теперь я должен отправиться в Виндзор, дабы принести эти добрые вести королеве. Знаю, что она разделит нашу радость. Предрешено, предрешено.
Капитан Ричард Далтон из Первого Кавалерийского полка США не виделся с семьей больше года. Не будь он ранен в битве при Боллс‑Блаф, вряд ли ему довелось бы свидеться с семьей раньше, чем вообще война закончится. Осколок шрапнели, застрявший в правом плече, причинял немалую боль, только усилившуюся, когда хирург удалил его. Далтон по‑прежнему прекрасно держался в седле, но поднять саблю или выстрелить из ружья не мог. Командир решил дать ему отпуск для поправки здоровья, так что, несмотря на почти не утихающую боль, Далтон считал себя счастливчиком. Поездка от столицы на юг была совсем легкой, а прием, встретивший его дома, искупил всю испытанную боль, а заодно и всю грядущую. А нынче солнце пригревало, клев был на славу, и они с семилетним сынишкой вдвоем за пару часов наловили почти полную корзину рыбы.
— Папа, смотри, наши корабли! Вот здоровенные!
Далтон, клевавший носом на солнцепеке, поднял взгляд ко входу в залив, где Потомак встречается с морем.
— Да уж, Энди, здоровенные.
Линейные корабли шли на всех парусах и на всех парах вверх по течению. Белые паруса надуты ветром, из труб валит черный дым. Воистину величественное зрелище.
И тут порыв ветра подхватил флаг на корме третьего судна, развернув на миг, прежде чем снова обвить вокруг флагштока.
Два креста один поверх другого.
— Британский флаг! Греби к берегу, Энди, изо всех сил греби. Это не наши корабли.
Далтон выпрыгнул на берег, как только днище лодки заскрежетало по песку, и наклонился, чтобы одной рукой привязать ее.
— Беги вперед, Энди. Рыбу я принесу, а ты беги и оседлай Джунипера.
Мальчонка стрелой припустил по тропе, ведущей к их дому в Пини‑Пойнт. Привязав лодку, Далтон подхватил рыбу и направился следом. Встревоженная Марианна ждала его у заднего крыльца.
— Энди прокричал что–то о кораблях и убежал в конюшню.
— Я должен поехать в Лексингтон‑парк на станцию, там есть телеграфная контора. Надо предупредить в столице. Мы их видели. Британские боевые корабли, ужасно много, направляются вверх по реке к Вашингтону. Надо предупредить.
Мальчик вывел во двор рослого серого коня. Проверив, затянута ли подпруга, Далтон улыбнулся и взъерошил парнишке волосы. Ухватился левой рукой за луку и вскочил в седло.
— Постараюсь вернуться поскорее.
Мэри Тодд Линкольн громко смеялась от радости, разливая чай. Двоюродная сестра Лиззи, впервые навестившая Вашингтон, осталась не в восторге от местных дам и очень смешно то расхаживала по комнате с важным видом, то шарахалась туда‑сюда в воображаемой суматохе.
— Ну, скажу я вам, я просто в толк не возьму. Они напрочь лишены манер. Ни в Спрингфилде, ни в Лексингтоне вы не увидите, чтобы дамы ходили подобным образом — или разговаривали в подобном тоне.
— Сомневаюсь я, что здесь настоящий южный город, — вставила миссис Эдвардс, сестра Мэри. — Сомневаюсь, что город знает, что это значит, когда тут кишмя кишат янки и политики. — Она приняла чашку у Мэри. — И, конечно, среди них нету Тоддов.
Сестры — родные, двоюродные и троюродные — согласно закивали. Они всегда крепко держались за родню, и Мэри была очень рада их визиту. Разговоры о войне отошли на второй план, уступив место сплетням.
— Я так боюсь за мистера Линкольна и его загадочную встречу, о которой никто не хочет нам говорить, — заметила кузина Аманда. — Аболиционист отправился в самое сердце Юга!
— Не надо верить всему, что читаешь в кровожадной прессе, — твердо возразила Мэри. — Если хотите знать правду, она всегда преследовала меня за сочувствие Югу и рабовладельцам. Конечно, наша семья держала рабов, но мы никогда не продавали и не покупали их. Вам известны мои чувства. Впервые, когда я увидела аукцион рабов, увидела, как их хлещут плетью, — что ж, я сама стала такой же аболиционисткой, как проповедник Мейн. Я всегда так думала. Но считать мистера Линкольна аболиционистом — полнейшая нелепость. По‑моему, он ровным счетом ничего не знал о рабстве, пока не навестил меня дома. У него возникла престранная мысль о рабах. Думает, что можно решить проблему, собрав их разом и отправив в Южную Америку. Он хороший человек, но негров не знает. Зато он хочет поступать по совести. А верит… в Союз, конечно. И в справедливость.
