Николай бежал почти всю дорогу до Капитолия и, входя туда, тяжело дышал и отдувался. Передал депеши главному письмоводителю и рухнул в кресло. Конгрессмен Уэйд, огнедышащий аболиционист, уже стоял на кафедре, пребывая на пике своей ораторской формы.
— Никогда, повторяю, никогда не поставлю я свое имя под этим предложением, которое ослабит нашу решимость покончить с пагубным институтом рабства как можно скорее. Ради этого принципа умирали люди, вершились сражения. Мало просто освободить рабов. А то, что их хозяевам следует заплатить за освобождение, — просто–таки оскорбление. Бог требует от нас наказания для этих злых людей. Их следует сбросить, свергнуть с их высот и заставить страдать так же, как беспомощные негры страдали от их рук. Мы совершим предательство, если позволим им уйти от Господнего правосудия…
— И вы осмеливаетесь говорить о предательстве?! — крикнул конгрессмен Трамбулл, подскочив на ноги и размахивая кулаками, от гнева побагровев до синевы. — Это вы предаете свою страну и всех молодых людей, и Севера и Юга, которые отдали свою жизнь за то, чтобы избавить нашу землю от британского нашествия. Теперь мы надеемся уврачевать раны войны и объединиться против общего врага, а вы хотите этому помешать! Я бы сказал, что тот, кто говорит подобные вещи, настоящий предатель страны. Будь в моей власти, я бы повесил вас за подобные предательские речи!
Заседание Конгресса, шумное и скандальное, затянулось далеко за полночь. Только безмерная усталость заставила конгрессменов в конце концов мало‑помалу стихнуть и прекратить дискуссии. С тем чтобы возобновить споры назавтра. Было решено продолжать заседание до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение того или иного рода.
А вдали от Вашингтона, в самой северной части штата Нью‑Йорк, воинская колонна стремительно двигалась сквозь ночь. Таким маленьким и таким диковинным формированием генерал Джозеф Э. Джонстон не командовал уже много лет. Пехотные полки — Второй и Тринадцатый Луизианские — уже служили под его началом в прошлом. Их составляли главным образом выходцы из Нового Орлеана и его окрестностей — поджарые и крепкие, несгибаемые бойцы. Четыре артиллерийские батареи присоединились к ним в Пенсильвании. Тоже добрые и хорошо обученные солдаты. Но генерал до сих пор не привык командовать янки.
А тут еще обоз. Не только воинский, но и еще пять повозок, которыми правят миссурийские погонщики мулов. Молчаливые люди, непрерывно жующие табак и сплевывающие жвачку с убийственной точностью.
Если бы генерал Роберт Э. Ли самолично не встретился с Джонстоном, чтобы в подробностях рассказать, что необходимо сделать, Джонстон начал бы думать, что вся эта операция — чистейшее безумие. Но как только генерал Ли растолковал общую концепцию, Джонстон тотчас же согласился принять командование. В течение двадцати четырех часов после встречи войска, орудия, фургоны и лошади были сосредоточены на сборном пункте. Было уже за полночь, когда они погрузились в ожидающие поезда, лило как из ведра, дождевые капли с шипением испарялись на металлических колпаках керосиновых ламп. Фургоны затолкнули на платформы, лошадей уговорами и силой затащили в товарные вагоны, усталые солдаты более чем охотно забрались в пассажирские. После этого эшелоны останавливались только для погрузки угля и забора воды по пути на север. В Мэлон, штат Нью‑Йорк, к узловой станции, где пересекается две ветки — в опасной близости от занятого врагом Платсберга.
— Мне нужны дозоры со всех сторон, — приказал генерал Джонстон. — И кавалерийские разъезды на дорогах, по которым мы пойдем.
— У нас тут доброволец, — сообщил один кавалерист. — Подъехал, когда увидел, кто мы такие.
Из темноты на свет фонаря выехал дюжий мужчина на крупном коне.
— Зовут меня Уорнер, джентльмены, шериф Уорнер, вот и значок мой.
Поглядев на значок, генерал кивнул.
— Давно здесь живете, шериф Уорнер?
— Рожден тут, постранствовал малость, послужил в кавалерии во время войн с индейцами, генерал. Был тогда сыт армией по горло и вернулся сюда. Тут особо нечем заняться, кроме фермерства, а к нему у меня душа как–то не лежит. Шериф помер от сифилиса, вот я и получил его работу. Ежели я чем–нибудь смогу вам подсобить, так чего ж, тогда я к вашим услугам.
