Ватпцельборн. Трагическая судьба постигла Каролин Шатц и Мариуса Вальденхагена. Мы скорбим. Ваши друзья.
Или: Ватцелъборн. Сдается квартира. Продажа имущества. Дешевая одежда second hand, оставшаяся от бывших владельцев.
Сложно еще и потому, что мы постоянно ссоримся. Мариус говорит, что я неряха и не могу аккуратно развесить на пальмах свои вещи.
— Неужели так сложно соблюдать порядок? — говорит Мариус. — Если ты и впредь все будешь разбрасывать, мы просто пропадем!
— Мне все равно, как лежат мои вещи, — отвечаю я ему. — Они ведь никому не мешают, кроме нас здесь никого нет.
— Ну, так потрудись делать это ради меня, — говорит он сердито. — Я не терплю беспорядка. И дома ты такая же. Вечно я закрываю за тобой крем для лица, но сначала ищу крышку, которая неизвестно где находится.
Боже, какое занудство! Как я раньше могла не замечать в нем этой черты? Я спрашиваю себя, всегда ли Мариус был таким, или истинный характер человека проявляется только в экстремальных ситуациях.
Под конец мы вообще перестаем общаться. Я ломаю себе голову над тем, подходит он мне или нет, но потом бросаю это гиблое дело — какое это имеет значение? Если нас не найдут, то вопрос, подходящая он для меня партия или нет, вообще отпадает. Тогда Мариус останется единственным в моей жизни. На веки вечные.
Мы потеряли счет дням. Одно хорошо: я сбрасываю жирок, потому что из-за жары мне не хочется есть, и я постоянно плаваю, ведь больше развлечь себя нечем. Я бы сейчас ничего не пожалела, лишь бы принять душ и помыть волосы. Только когда идет дождь, можно хотя бы немного избавиться от соли, которой пропитана вся моя кожа. В ручье я не рискую купаться, кто знает, что там, в этой воде.
В один из дней (прошло как минимум две недели) я вдруг слышу шум. Я сижу на пляже (а где же мне еще сидеть?) и пытаюсь, как в детстве, строить замки из песка. Мариус ушел в лес, предположительно чтобы поймать нам к обеду попугая. Я не могу определить, что это за шум, и встаю. И вот я вижу в море белую точку, она приближается. Я начинаю кричать и размахивать руками. Предмет действительно подплывает все ближе и ближе, и я задаюсь вопросом, не наш ли это катер.
Скоро выясняется, что это яхта. Вот, почему я слышала шум, шум мотора. Каро, а ты молодец, звуки улавливаешь что надо. При этом я, собственно говоря, ненавижу яхты. Во время одной поездки, где было много представителей прессы, редактор журнала для любителей парусного спорта, звали его Роланд Дункель, целыми днями втаптывал меня в грязь на глазах у всех присутствующих. Говорил, что у меня жирная задница, что я плохо выгляжу, что все во мне не так. «Язык у нее словно в птичьем помете», — утверждал он. Я думаю, что из-за Роланда Дункеля я окончательно потеряла чувство собственного достоинства. Если снова увижу этого человека, четвертую его. Медленно, наслаждаясь каждой минутой этого зрелища.
Парусник приближается, и я могу различить двух мужчин, которые бросают якорь, спускают шлюпку и плывут к нам. Сначала из нее выходит седовласый господин и смущенно спрашивает меня:
— Что вы здесь делаете? Этот остров даже не обозначен на карте. Хотя, возможно, моя карта не самая новая. Но я всегда слежу, чтобы там была самая последняя информация. Мне нужно еще раз свериться с картой. Эти карты…
Я делаю глубокий вдох, но слова не идут с языка, потому что мужчина номер два говорит:
— Может быть, она тут на диете сидит. Ей бы это не помешало.
Я смотрю на мужчину номер два. Передо мной Роланд Дункель собственной персоной и с ухмылкой оглядывает меня с головы до ног. И тут я вспоминаю, что стою совершенно голая. И почему именно я всегда попадаю в дурацкие ситуации?
— Здравствуйте, господин Дункель, — говорю я сердито.
— И вам день добрый, госпожа Шатц, — отвечает господин Дункель. — А здесь хорошо, не, правда, ли? Вам только тут и жить: столько вегетарианской пищи.
Мужчина номер один смущенно смотрит то на меня, то на Роланда.
— Вы знакомы? — спрашивает он, наконец, и хватается за голову.
Я киваю.
Господин Дункель поднимает руки к небу:
— Да нет же, нет, моя милая. Знаком я с моими друзьями, а вас, госпожа Шатц, я терплю в силу необходимости. И потрудитесь одеться. Тут такое красивое место, а из-за вас мне приходится закрывать глаза, чтобы не прослезиться.
