Вот уже несколько лет мы живем втроем в общежитии в комнате номер 315. Все мы работаем на заводе со времени посвящения нас в молодые специалисты. Григорьев уже забыл этот возраст, да и мы с Андреем, слава богу, уже не молодые. Денисов работает в АСУТП инженером по электронике, я специализируюсь по измерениям в цехе контрольно-измерительных приборов (или сокращенно КИП), а Григорьев сидит в конструкторском бюро. Он механик. Все мы закончили институты в разных городах, и судьба совсем не обидела нас, сведя вместе. Скорее, я бы, наверно, удивился, если бы все было иначе.
— Да, — повторяет Толя, — если бы ты пошел конем… Что-то ты сегодня невнимательно играл. Начальник, что ли, новый обидел? Наведет он у вас порядок-то; слышал я, что он серьезный мужчина с какой-то ультрафирмы и, кажется, кандидат?
— Да, — рассеянно отзывается Андрей. Поражение есть поражение и, как всякий нормальный человек, он, очевидно, вспоминает более удачные партии или внушает себе, что все это мелочи.
— Так расскажи, Андреи: как новый шеф, злобствует? — интересуется опять Григорьев.
— Он учится на нас работать. Это намного хуже. И вообще, со странностями.
— Ну, ну.
— Собрал всех инженеров в одну комнату, дал всем по столу, а сам сел сзади, как Цербер, и спину сверлит: ни повернуться, ни покурить. Сегодня сижу после обеда за столом, вроде схему изучаю, расслабился, а он тихо сзади подошел и шепчет на ухо: «Ты что же, мать-перемать, преобразователь запорол?» Я сначала одеревенел, поворачиваюсь, и мы, упирая нос в нос, беседуем. «Нет, — говорю, — все в порядке. Заводской брак, отремонтировали».
— А он что? — спрашиваю я.
— «Так, так», — и на место сел.
— Под загадочного работает, — констатирует Григорьев. — Стратег.
За окном, наконец, выключили магнитофон, и мы окунулись в беспокойную, неустойчивую общежитскую тишину. Я думаю о том, как мало мы еще приспособлены к жизни. Перед нами даже не стоит такая задача: приспособиться или, что одно и то же, освоить курс житейских наук. В лучшее время жизни мы их вообще не признаем. И только набив шишек, начинаем приобретать опыт, считая, что опускаемся и мельчаем.
Наша задача на производстве не выпуск основной продукции, а косвенное обеспечение выпуска. И психология наша близка к психологии футбольного защитника. Мы не «забиваем голов», во всяком случае, очень редко, а выйти в люди мы тоже обязаны. Этого от нас ждут семья и школа, которые пока еще не потеряли к нам интереса и которые в обмен за свой труд и надежды ожидают получить от нас нечто само собой разумеющееся — блестящую карьеру. Но нас много, мы теснимся вокруг одного и того же, а с годами мысли о карьере начинают вызывать в нас смущение.
Пример деловитости и предприимчивости являет собой Григорьев. Ничего не скажешь — живет человек умно. Он уже связался с кафедрой института, заключившего с заводом хоздоговор, привносит чистую науку в деятельность своего бюро, где-то лидирует, не считая еще и большой общественной работы, которую он ведет.
Денисов тоже по-своему деловит: «Спасибо за комплимент, но эта идея, прямо говоря, ваша, так как логически вытекает из ваших общих указаний», «Я человек прямой и говорю наотмашь: да, в этой ситуации начальник отдела совершенно прав».
В своей же деятельности я что-то не улавливаю никакой системы, что иногда навевает мне грустные мысли.
— Тактика, стратегия… — замечаю я. — Работать надо, как положено, вот и вся тактика. Тошнит уже от всяких хитрецов, которые на производстве видны, как блохи на ладони.
Григорьев молчит, но я с любопытством ожидаю его саркастического смеха. Однако этого не происходит.
— Ну и работай, кто тебе не дает, — отзывается он и зевает. Нервно.
— У некоторых еще и профессионализма-то должного нет, а все туда же… Тактика, стратегия… — добавляю я, чувствуя, что он на «грани».
— Ты вот мне скажи, Алексей, — наконец «заводится» Анатоль. — У тебя есть хоть какие-нибудь стремления, желание чего-то достичь, цель, в конце концов?
— Конечно.
— При твоем подходе ты сначала будешь плохим киповцем, потом хорошим, затем гениальным, наконец, лысым киповцем, — Григорьев взял тон, которым он обычно громит претендентов на высшую, чем у него, эрудицию. — Твое кредо для ленивого семени, прикрывающегося высокопарным лозунгом: куда занесло, там и расцвел. Я имею в виду лень не в общепринятом смысле.
