— Ну, это, если дедушка их уже покрасил, — заметила жена.
— Конечно, покрасил, — ответил я. — Смотри, какие жаркие дни стоят.
Счастье бывает разным. Сейчас оно было тихим и нежным. На этом песчаном берегу красивой реки — просто оазис мироздания! — была моя маленькая семья. Мы были вместе. И нам было хорошо вместе. Таким счастливым я ещё никогда не был.
— Я хочу, чтобы так хорошо было всегда! — мечтательно вздохнул мой маленький кудрявый философ.
— Если хочешь — будет, — постулировала Ирина.
А вдруг я понял: таким счастливым я больше никогда не буду
* * *
Ирина становилась такой, какой ей было удобно в данный конкретный момент. Нет, она не притворялась, не играла. Она искренне восхищалась, смеялась, сердилась, ругалась, делала комплименты или замечания. Она была нереально настоящей. Я очень хочу, чтобы она такой же и оставалась.
Потому что хочу, чтобы в этом мой сын был похож на неё.
Я не видел Димку уже пять лет. Завтра мне исполнится тридцать три. Через два дня я умру. А спустя ещё три дня мой девятилетний, абсолютно похожий на меня, кроме формы и посадки ушей, сын, возвращаясь с матерью из очередного «уличного путешествия», вдруг скажет ей:
— Мам, мне хочется плакать, а причины вроде нет.
— Это бывает, — философски скажет Ирина, решая для себя не простую дилемму: сейчас говорить Дмитрию о моей смерти, или отложить на неопределённый срок.
* * *
Почему всё случилось так, как случилось? Почему водоворот событий вынес меня на далёкие от моей семьи берега? Сложно объяснить.
Хочется думать, что это не только по моей вине. Не раз в хмельном угаре я объяснял случайным собеседникам, что это моя карма. Что судьба-злодейка разлучила меня с сыном. Я лил слёзы по счастливым минутам прошлого, не желая понять, что сам всё испортил.
Или не сам? А так сложились непреодолимые обстоятельства? Мог или не мог я противиться надвигающейся неизбежности? Где была точка невозврата? Может быть, я её не заметил? А может она наступила ещё до моего рождения?
Я уходил от семьи сначала на сутки, потом на недели. Мои возвращения длились день, большее — два. За лето я приходил к жене и сыну только один раз.
Маленький и незначительный ошибочный шажок неуклонно вёл меня по той дороге, которая всё больше разлучала меня со всеми близкими и любимыми людьми. Я не вспоминал о своей матери, старался не думать о сыне…
И, конечно, я не задумывался, как Ирина объясняет Диме моё отсутствие…
* * *
— Привет.
— Папа! Здравствуй!
— Я так соскучился, сынок! А давайте все вместе поедем…
— Мы никуда не поедем, — равнодушно спокойный голос Ирины пугает меня больше, чем тревожная сирена.
— Почему? Сегодня воскресенье, погода хорошая…
— У нас с Димой другие планы.
— Но ведь планы можно изменить…
— Как-то раз мы уже меняли мои планы. Если ты помнишь, ничем хорошим это не закончилось. Не в моих правилах повторять ошибки.
— Подожди, Ирина. Я готов…
— Я не готова.
— Послушай меня…
— Это ты послушай меня. Мы долго привыкали жить без тебя. Сейчас у нас с Димой своя налаженная жизнь. Не нравится — уходи.
— Мама! — Димкины глаза были полны слёз. — Ты выгнала папу?!
— Я не выгнала, а предложила выбор, — возражает моему сыну его мать.
* * *
— Сынок, посмотри на меня.
— Не хочу.
— Димка, посмотри на меня. Не плачь, сынок. Всё будет хорошо…
— Не будет.
— Да почему же? Не плачь, Дима. Я люблю тебя… Вспомни, ведь мы с тобой так похожи, Дима!
— Ты расстраиваешь маму. Я не хочу быть похожим на тебя.
Я не нашёлся, что возразить…
* * *
Я не буду рассказывать, как умирал. Это было зрелище далёкое от эстетики.
Моё тело, неудобно лежало на земле.
А душа летела вверх, в небо. Туда, где плыли облака…
…белые…
…как табуретки…
Лето 2010 — конец 2011, март 2016