— Эк тебя колбасит, дурашку. А ведь я ничего плохого тебе еще не сделал. Мне просто надо у тебя тут до воскресенья перекантоваться. Не возражаешь?
— Перебьешься, — тут же грубо отозвался я, бережно растирая вывихнутое левое плечо. — Пшел отсюда.
Гость ухмыльнулся:
— А как я выйду? Покажи, будь другом.
Я быстро прошел мимо него в прихожую, отпер первую дверь и с минуту молча смотрел на бетонную стену. Это была настоящая стена, без обмана, и я снова несколько раз пнул ее в разных местах пока еще здоровой правой рукой. Без толку, конечно.
Ну и что я должен сделать, убить себя об эту стену?
Я растерянно оглядел бетонную преграду, первую дверь, а потом и всю прихожую. В углу за дверным косяком проявилась мутная длинная тень, и я радостно хмыкнул, приглядываясь, — там аккуратно стоял позабытый застройщиками-халтурщиками прут арматуры метровой длины.
Когда я вернулся в гостиную, незваный гость уже сидел в кресле за моим столом и азартно шарил в папках моего компьютера.
— А ты, значит, натурал? Как все обыватели, значит, живешь, не выделяешься. Серая мышка, опора президента и правительства… Или есть варианты, но ты не пробовал? — донеслось до меня. — Я смотрю, у тебя тут в основном девушки на фото. С девушками любишь развлекаться, да? А тебя как зовут? Меня вот Юлианом родители назвали, представляешь, — бодро тараторил он, пока я шел к нему из прихожей, закипая с каждой секундой.
На экране появилось фото Алены топлес — я хорошо помнил, когда сделал этот снимок. Прошлым летом это было, мы с Аленой в Филевском парке, на пляже Москва-реки загорали. Тогда еще талоны на бензин всем выдавали, и мы потом весь вечер катались на своей машине, как олигархи.
— Ничего себе такая, годная девушка. Рот чувственный, минет должна грамотно делать, — одобрил Юлиан, не оборачиваясь, и я без замаха влепил ему прутом по затылку.
Юлиан хрюкнул что-то неодобрительное и сполз с кресла на пол.
Погас свет, и я, догадавшись, что сейчас последует, на ощупь продвинулся к стене — ждать визита воспитателей. Через несколько секунд действительно послышалась яростная возня у дырки, затем на пол с грохотом рухнул шкаф, и наступила напряженная тишина.
Я затаил дыхание, вглядываясь в беспросветную тьму перед собой.
В гостиной ничего не происходило, но какие-то подозрительные звуки в ванной я уловил.
Из распахнутой дыры опять начал дуть пронизывающий ветер. Я запахнул куртку поплотнее, ощупью подцепив полы. Вокруг было по-прежнему тихо, и я решился сделать осторожный шаг в сторону ванной, крепко сжимая прут в правой руке. По ногами хлюпнуло, и я скривился при мысли, что это кровь Юлиана. Потом я сделал еще один шаг и почувствовал, как кровь заливает меня почти по щиколотку.
Загорелся свет, и я перевел дух. Юлиана возле кресла не было, на полу, раскинув распахнутые дверцы, как подломанные крылья, валялся шкаф, а из ванной, весело журча, ручьем текла холодная вода.
Я бросился в ванную, пытаясь ступать на цыпочках, но потом плюнул на эти предосторожности, поскольку ноги все равно сразу намокли по щиколотку и выше.
Вода водопадом била из магистральной трубы, срезанной чем-то мощным, вроде «болгарки», под самый уровень пола. Трубу отрезали только снизу, а потом просто отогнули в сторону. Я попробовал вернуть трубу на место, но это оказалось невозможным — толстенная, из литого металла, она принципиально не гнулась.
Тогда я нашел в углу вантуз и приставил его к фонтану. Разумеется, это тоже не помогло. Уровень пола в ванной был пониже, чем в гостиной, так что воды было мне уже почти по колено, а потом она переливалась через дверной косяк и веселым водопадом низвергалась наружу. Как это можно остановить, я не понимал. Пойти тряпку какую-нибудь найти и тупо забить дырку? А где я возьму тряпку?
За дверью послышались возбужденные голоса, и я осторожно выглянул из ванной, держась свободной рукой за обрезанную трубу, чтобы не поскользнуться.
На этот раз гостей было не меньше двух десятков; и как они только поместились в моей скромной гостиной? Так и есть, ко мне явился полноценный цыганский выводок: не меньше десятка разновозрастных детей, трое-четверо волосатых, нечесаных, неумытых мужиков и пять-шесть упитанных матрон в ярких национальных одеждах.