Я уселся в кресло, не выпуская из вида сейфа. Потом, так ничего и не придумав, снова включил телевизор.
Экран мигнул, и картинка с моей халупой, снятой уже с другой точки, быстро сменилась обрыдлым социальным роликом, в котором уговаривали экономить электроэнергию. Как будто люди сами не знают, какие счета сейчас приходят за каждый киловатт.
Потом я пару минут рыскал по каналам, но своей квартиры больше не увидел. В эфире был стандартный набор концертов, сериалов и приевшихся телевизионных персон, обсуждавших неизбывное: как же, мол, так случилось, что великая и сильная держава вдруг превратилась в сообщество слабых и злобных территориальных образований, ненавидящих друг друга и весь мир.
А что тут обсуждать, все давно понятно — достаточно профукать полезные ископаемые, чтобы остались лишь бесполезные политики.
Мне вдруг смертельно захотелось спать. Видимо, сработал условный рефлекс хомо сапиенса на российский телевизор. Но заваливаться спать с дыркой в стене было страшно — ведь, стоит мне уснуть, наверняка опять кто-нибудь явится.
Я стал думать, кто были эти гости, и чего им от меня надо. Самым здравым предположением стала идея про рейдеров, вознамерившихся отнять мою халупу. Но и она выглядела не слишком убедительно — мне за квартиру еще лет пятнадцать платить предстоит, что тут сейчас отнимать, десятую часть от тридцати инвестиционных метров? И что потом — жить здесь с дыркой и моим трупом в придачу? А если труп выкинуть, на запах падали немедленно явятся банкиры — оформлять страховку по поводу смерти заемщика. Тогда вся афера пойдет насмарку. Нет, тут что-то не то.
Я посмотрел через щель во двор и, смущаясь, неловко крикнул:
— Люди, помогите!
В ответ раздалось несколько взрывов петард, потом прямо возле моего окна взорвалась ракета, и нестройный мужской хор продекламировал матерные футбольные частушки. Странно, что никто из соседей не вызывает милицию или МЧС — дырища-то в стене немаленькая, неужели снизу не видно?
А может, сбросить им, бесчувственным уродам, что-нибудь тяжелое на их глупые головы, чтоб озаботились моей проблемой?
Я обвел взглядом гостиную, но ничего подходящего не увидел. Ведь, падая с 26-го этажа, любой предмет станет орудием убийства, даже если это будет УК РФ с комментариями популярного юриста и по совместительству президента страны.
— Готова ли такая неоднозначная страна, как Россия, стать полноправным членом международного сообщества? — вдруг громко спросил меня телевизор.
Я испуганно уставился на экран, ожидая увидеть очередную гастарбайтерскую морду, но это были обычные ночные новости, прямой эфир с какой-то европейской ассамблеи. Хмурый, явно невыспавшийся репортер, почти не пряча шпаргалку, зачитывал оттуда про какие-то общечеловеческие и мультикультурные ценности, приобщиться к которым призывали даже такой неотесанный международный субъект, как Россия.
— А что, Семен, разве у кого-то в ПАСЕ есть сомнения по поводу нашей страны? Разве Россия не является частью Европы? — с неожиданной экспрессией спросила репортера грудастая блондинка из телестудии.
— Э-э, хм, э-э, — потерянно замычал репортер Семен, сбившись с мысли и теперь шаря глазами по спасительной шпаргалке. Впрочем, он быстро сориентировался и, отложив бумажку, объяснил ситуацию своими словами:
— Елена, на этот счет мнения депутатов Европарламента разделились. Некоторые полагают, что наша страна должна быть подвергнута суровым санкциям. Говорят даже о гуманитарной операции по принуждению России к общечеловеческому миру. Утверждается, что граждане нашей страны ведут себя неоднозначно, что у нас много насилия, нарушения авторских прав и других безобразий. Впрочем, пока надо дождаться заключения некой секретной комиссии ПАСЕ под руководством Отто Газенвагена, которая завтра должна завершить работу и представить отчет Совету НАТО.
— Совету НАТО? — изумленно переспросила блондинка, приложив руку к своей выдающейся груди. — Семен, вы не ошиблись? Комиссия по этике и НАТО… При чем тут вообще НАТО?
Репортер деликатно кашлянул и поднял перед собой шпаргалку:
— Здесь так написано, Елена. Это документ! И я его могу продемонстрировать!
