Как же мало иногда человеку надо, чтобы почувствовать краткий миг счастья! Душа приняла с чаем блаженство тепла, руки согрелись о горячие бока чашки. Из нее поднимался сладкий пар, с краю уютно свисал хвостик чайного пакетика. Чьи-то глаза расплывчато и дружелюбно мерцали напротив. «Замерзла?» Голос низкий, с приятной, не простудной хрипотцой.
Рядом звенели о чем-то знакомые голоса. Женя оглянулась: за соседним столиком сидели пятеро одноклассников – троица «богатырей» и Кислицына с Сорокиной. Запивали чаем пирожные. Юля увидела Женю, обрадовалась и подвинулась, освобождая место:
– Жень, иди к нам, мы с Надей «ответ» Чехову сочиняем! Поможешь?
Женя засмеялась:
– У мужчин классификация короткая: от четырнадцати до двадцати – пиво, потом – водка.
Сорокина затрепетала ресницами «Макс-фактор»:
– Мы рассматриваем мужчин с точки зрения косметики.
«Мужчины от 16 до 20 – пудры и румяна: то бледнеют, то краснеют. От 20 до 25 – тушь для ресниц: обещают быть пушистыми, но липнут и щиплются», – прочла Женя на листке.
– Это я еще в школе придумала, – гордо сказала Кислицына.
– А дальше?
– Дальше опыта не хватило.
– Шелковникова, по-твоему, опытная? Она же целоваться не умеет, – Дмитриевский почему-то хулигански подмигнул Сорокиной, и на круглый лоб Нади набежали некрасивые морщинки. Только она открыла рот, как Шишкин воскликнул:
– Есть идея инсценировать к Новому году «Евгения Онегина»!
Надя осталась с открытым ртом.
– Теперь я понял, отчего мне всегда казалось, что «идея» – производное от слова «идиотство», – заумничал было Дмитриевский, но Юля его перебила:
– Браво, Миша!
И Гладков одобрил:
– Зачет.
Глаза Дмитриевского посерьезнели, а губы недоверчиво скривились:
– Фанфик, что ли? Типа продолжение – «Онегин вернулся, Татьяна опять влюблена»?
– Зачем? – удивился Шишкин. – Все по роману плюс немного других пушкинских стихов. Вшестером отрепетируем и выступим на вечере. Ты же с нами, Женя?
Она неопределенно пожала плечами. Ленский дома ей надоел.
– Почему обязательно Пушкин?
– По нему легко писать, – пояснил Шишкин. – Стихи даже к рэпу подгоняются.
– Кто будет этим заниматься? – Гладков задал вопрос для проформы. Из всей компании к драматургическому труду годился разве что Дмитриевский, и то с натяжкой.
– Я, – застенчиво улыбнулся Шишкин, сияя глазами. – Уже написал.
– Ху из ху в твоем произведении? – нарушил Дмитриевский паузу, полную общего изумления. – Надеюсь, я не какой-нибудь Пустяков?
– Не кокетничай, Саня, – одернула Сорокина. – Ты Онегин, ты! Больше некому.
Девчонки засобирались. Женя с тоской посмотрела в окно: не прибавили ей настроения ни задумка Шишкина порадовать Ирину Захаровну, ни эти лебяжьи сугробы, обнявшие дворы зимнего города. Какие восторги, какая эстетика у самого неприятного из времен года! Холод за дверью ждал, когда Женя помчится короткими перебежками от угла до угла, как ежик в тумане, – домой, домой…
Юля сунула в сумку листок с началом косметической классификации мужчин.
– «Ответ» сегодня досочиняю. Сестра подскажет, опыта у нее куча.
– Отправь мне вечером на «мыло», – попросила Сорокина.
– И мне для прикола.
– Всем отправлю, – пообещала Кислицына. – Но это же так, шутка юмора. Вот Мишино предложение – суперский супер! Если спектакль получится, Ирэн мне за полугодие, может, четверку на пять исправит.
– Где будем репетировать? – спохватился Гладков.
Проводить репетиции в школе было негде и невозможно – сюрприз бы сразу накрылся. После недолгих споров решили собраться завтра, за два часа до уроков, в недостроенном здании за Новогодним парком.
Хорошо, что Женя живет в одном дворе с мальчишками. Она шла не одна, и холод остерегся тотчас взять ее в плен. Крался по пятам и подслушивал: говорили о нем. То есть о русских морозах, на которые жаловались немецкие ветераны Великой Отечественной. В мемуарах гитлеровцы завидовали советским солдатам, одетым в тулупы и валенки. Женя тоже не отказалась бы сейчас от неэстетичных, зато очень теплых тулупа и валенок.
Шишкин обнаружил специфические познания в области бронетехники: оказывается, в сильные морозы механизмы и двигатели с воздушным охлаждением остывали в наших танках, и машины останавливались. Ночами экипажам приходилось поддерживать костры в вырытых под танками ямах, иначе эти ходячие холодильники к утру бы не завелись.
