— Это так.
— Будь моим гостем. Завтра я расскажу тебе все, что ты посчитаешь нужным.
Гердер сам проводил брата до гостевых покоев. Он все думал, хорошо ли для их страны, что у орков появился столь амбициозный правитель. Да, пока тот не собирается воевать и, судя по всему, развитие собственного народа привлекает его больше, но вот его наследники… Неожиданное появление брата, с одной стороны, пошатнуло устоявшееся положение вещей, с другой — открыло новые горизонты. Горизонты для сотрудничества с орками. И пусть у них не было общих границ, и все пути проходили через Гарм или Лорию, но стоит только договориться о сотрудничестве, и потекут торговцы с обеих сторон. Сначала тоненьким ручейком, конечно, но он все будет увеличиваться и увеличиваться. А потом и о проходе к Лантену можно договориться. Ведь туда за все прошедшие с магической войны годы сумели попасть только трое.
Но в целом, Гердер был рад известиям о своей матери, о том, что она так и не пожалела о своем решении остаться с человеком, который ее любил. "Я считаю, что полностью отдала свой долг Турану," — сказала она, когда отказалась возвращаться с гармцами. — "Ты уже взрослый, сильный. Ты и один справишься. А я хочу немного счастья для себя." Да, он справился, но чего это ему стоило! Его возвращению были совсем не рады. И отец, и брат, который уже видел себя будущим королем, мешали, как могли. Пока в его жизни не появилась Ксения, он полагался только на себя. Но все это уже позади. Теперь нужно думать о том, как не потерять те позиции, на которых он уже укрепился. И как помочь Шуграту.
Известие о том, что мать жива, было и само по себе очень хорошим. Но оно также позволяло безболезненно избавиться от Аманды, которая никак не могла теперь считаться вдовствующей королевой. Интереса для заговорщиков после смерти Генриха она не представляла, и никто более не пытался с ней связаться. А значит, продолжать за ней следить было бессмысленно и держать во дворце не было никакой необходимости. Единственное, что беспокоило нынешнего туранского монарха — это нежелательность открытого скандала, порочащего честь королевской семьи.
На следующий день после завтрака он рассказал старшему сыну о двоеженстве Генриха.
— Но как такое возможно? — поразился тот. — Мы же все были в храме. Видели благословение богини.
— Вчера вы тоже его видели, — заметил Гердер. — Отец был довольно сильным магом, несмотря на то, что способности свои не использовал и не развивал, так что подделать этот эффект было ему по силам, как и скрыть собственную татуировку, когда он объявлял о вдовстве. Просто нам в голову не приходило, что он может врать в таком вопросе, да и точных известий из Степи получить практически невозможно.
— Получается, и у Аманды постоянно при себе должен был быть артефакт морока.
— Да, без ее ведома такое не сделать, — согласился отец. — Правда, я уверен, что она все отрицать будет.
— А если предложить ей оставить некоторое содержание в обмен на то, что она знает? — внес предложение кронпринц. — Ведь не ее же идея была развязать войну с Лорией? И не Генриха. Расчетливости ей не занимать, в этом плане она вся в брата.
Гердер удивленно посмотрел на сына. Насколько он знал, у Аманды никаких братьев не было, даже двоюродных.
— Брата? Я чего-то не знаю?
— Забыл тебе рассказать, — без тени смущения ответил Роберт. — Мне казалось это не очень важным.
— И все же?
— Я попросил служащих поднять архив, с тем, чтобы найти упоминание о ее семье, — неторопливо говорил сын, явно наслаждаясь ситуацией. — Так вот. Мать ее была одноразовой любовницей Марко. За девять месяцев до рождения Аманды.
— Да что ж у него вечные проблемы с незаконнорожденными, которые разгребать приходится нам! Думаю, дамочка хотела нажиться, а Марко ей вежливо отказал. Он же предохранялся, а значит, за чужие аферы нести ответственности не захотел.
— Да, — разочарованно подтвердил Роберт, — в архиве есть упоминание о том, что она ездила в Лорию и встречалась с Марко. Но на доходах семьи это никак не отразилось.
— Вот и причина, почему Аманда ненавидит Артуро. Она считает себя несправедливо обойденной. Этому все, ей — ничего. Но желать смерти единокровному брату — это все же слишком.
