— А может, и ты поешь, Веня? — говорит мать, откладывает носок и уходит на кухню. В окно уже несколько раз заглядывал вечерний ветерок, но солнечные лучи все еще заливают комнату, окутывая золотом бахрому ковра.
Вот забегает маленькая Тамарочка, большая любительница поболтать. Она окидывает чертеж взглядом знатока, дает дневной работе Вениамина свою строгую оценку и растягивается на скамье.
— Дядя Вениамин, я тебе не помешаю. Обещаю молчать, честное слово!
И тут же, по обычаю прекрасного пола, обрушивает на него все сорок словесных сороков, данных Создателем этому миру, и две загорелые ноги вольно болтаются над скамьей в такт ее болтовне. Только представить себе: соседская девочка Катя слопала разом пять помидоров, а они вообще были немытые! А ведь Тамара ее предупреждала! Теперь у Кати непременно заболит живот, правда, дядя Вениамин? И так далее — подобных историй у маленькой подружки Вениамина хватает. Он заканчивает чертеж и чистит лист ватмана при помощи хлебной корки. Мать вносит в комнату вкусно пахнущую яичницу. Тамарочка тоже присоединяется к трапезе. Угасает день, голубая поволока затягивает окна, тонкая пленка надвигающейся темноты. Легкий вечерний ветерок трогает занавески. Окутанная тонким облаком благовоний, входит в комнату Рахиль.
— Тамара, ты ведь только что пообедала! — удивленно замечает она дочери и присаживается на скамью. Комната полнится запахом духов «Красная Москва». Замшевый поясок подчеркивает тонкую талию женщины.
— Кавалер вас, верно, заждался, Рахиль Ефимовна, — говорит Вениамин.
— А твоя барышня давно уже губы накрасила и все глаза проглядела, в окошко глядючи, — не остается в долгу Рахиль и тут же обращается к Саре Самуиловне с каким-нибудь вопросом.
Странные вещи происходят в последнее время между Вениамином и Рахилью. Судите сами: вот благородный парень, приехавший из дальнего города к красивой женщине, а вокруг — летние дни, чудесные и манящие, а к ним еще и полные томления ночи, ночи украинские. И что говорит ему та благословенная женщина? Она говорит: «Нет!» Как поступить тому парню, что ему делать со своим ноющим сердцем? Куда деть ему память о тоскливых пробуждениях в комнате студенческого общежития, за окнами, разрисованными ледяными узорами мороза, в холодной тиши, нарушаемой лишь храпом соседей?
Нет, не все ладно между ними в последние дни. Конечно, Сара Самуиловна прекрасно понимает, что происходит. Понимает и молчит. Тем временем маленькая Тамара продолжает городить свои сорок сороков — теперь про козу. Известно ли им, что коза соседа Гаркуши слопала сегодня афишу, повешенную на заборе в нашем переулке?
— Дядя Вениамин, зачем козе понадобилась афиша?
— Наверно, из-за клея. Клей-то замешан на муке и крахмале. Приятен клей нёбу козы… Кстати, что было написано на афише?
— Это была афиша кинотеатра, дядя Вениамин. Фильм «Цирк» с Любовью Орловой.
— Наверно, козе не понравилась Орлова, — говорит Рахиль, и Тамара весело смеется.
В дверь стучат; входят парикмахер Берман и Голда Гинцбург. Берман — невысокий мужчина лет тридцати пяти. Он со вкусом одет, зато волосы всклокочены — странно видеть такое именно у него, главного творца причесок и стрижек в городе Гадяче. Гладко выбритое лицо Бермана кажется молодым и загорелым; лишь тонкая сеть морщинок вокруг темных глаз выдает его истинный возраст. Итак, перед нами холостяк не первой молодости с мягким характером, любящий песни и развлечения.
— Привет, друзья! — восклицает Берман и протягивает каждому ладонь для рукопожатия, в том числе напоследок и маленькой Тамарочке. Это рукопожатие он совершает с преувеличенной серьезностью, а затем поворачивается к Рахили.
— Как дела, товарищ счетовод?
— Дела как сажа бела, — отвечает Рахиль; ее белозубая улыбка блестит в полумраке комнаты.
Тамара подбегает к Берману и усаживается у него на коленях.
— Дядя Иосиф, — интересуется она, — ты еще не женился?
Как видно, даже малые дети наслушались шуток о холостяке Бермане.
— Пока еще нет, — отвечает он. — Что делать, Тамарке, ты растешь слишком медленно. Похоже, придется мне еще долго ходить холостым…
