Лаконично он объяснил нам наше поведение с его точки зрения, указал на некоторые статьи криминального кодекса и по-дурацки ухмыльнулся, мол: «Ну что, голубчики, приплыли?». Ну а мы стояли и глуповато поглядывали то в пол, то на него и почти одновременно кивали, поддакивали его незабвенной речи. Короче, полный хэви-метал.
В наказание мы достали свои зубные щётки и стали чистить грязные, дурнопахнущие унитазы, чередуя это «милое времяпрепровождение» с отжиманиями от пола под чутким руководством наших новоиспечённых врагов и прапорщика Сидоркина. Так продолжалось всю ночь и весь день, ну а в 7:30 нас любезнейше пригласили поужинать в столовой, произнеся речь такую:
— Эй, мудаки! Идите жрать! А то вас до принятия присяги убивать нельзя!
Мы и возразить не могли. Тут уж сами виноваты. Выиграли бой, но проиграли войну. И устами всё того же прапорщика нам было предложено на выбор два варианта развития наших дальнейших судеб: отправляют нас в милицию, либо мы должны выполнять приказы этих негодяев до прибытия наших поездов.
Зная, что мама со мной сделает, если узнает о моём просиживании штанов в СИЗО, я без сомнений согласился на их условия, более походящие на ультиматум. Уставшие и избитые, мы отправились в столовую.
Вот честно, создалось такое впечатление, уже после первого сделанного шага за порог — местная забегаловка конца 80-х — начала 90-х годов. Даже дух того времени: запах дешёвых котлет, сделанных из мокрого хлеба и пшеничных и ячневых каш, что комочками лежали в треснутых посудинах, именуемых тарелками.
Дежурный этой столовой нам указал на один из столиков и приказал присаживаться, ведь употребление пищи в армии должно быть подобно автоматной очереди — так же молниеносноо и эффективно. Прямоугольный столик, похожий на тот, что стоял в школьной столовой, да ещё и две лавочки по всей длине стола, так и бесили своей однообразностью.
За столом уже уминали некую субстанцию два невысоких паренька. Я с удивлением посмотрел на этих ребят: они ели так, что еда падала изо рта, будто у них отбирать её кто-то собирается. Опосля я не спеша присел за стол и перевёл взгляд на свою порцию. Темноватый рис, облитый какой-то коричневатой жидкостью — подобием подливки. А с краю небольшой тарелки с голубой каёмочкой и с загадочной аббревиатурой «УЗ» лежали всё в той же жидкости два кусочка мяса (с виду и не разберёшь, какого именно).
Юра сразу скривился и отодвинул свою порцию к середине стола.
— Да я эту стряпню есть ни за что не буду!!! — выдал он.
Я съел пару ложек риса и кусочек мяса, тогда же и понял, что армейская еда — не по мне. Странно, что на всё ассорти военной еды — дают лишь ложки.
Арсен съел свою порцию, а после и нашу с Юрой еду, с большим удовольствием, сказав, что нужно запасаться энергией, а иначе — не протянем.
Рядом с порцией корма для свиней, стоял стакан, до середины наполненный соком из чернослива. От одного запаха уже стало воротить.
— Короче, наелся! — сердито проговорил я и, встав, направился к выходу, сообщив друзьям, что ждать их буду возле наших вещей, в первом боксе.
У выхода со столовой стоял прапорщик Сидоркин и, по всей видимости, что-то хотел сказать мне. Когда я поравнялся с ним, он резко схватил меня за пуховик и прижал к себе. На ухо он, как змей, прошипел:
— Ты, сука, куда направился?
— Я поел…
— Сядь на место! Другие не поели!
— Так я…
— Сядь на место! Удавлю!!!
С этой фразой, он оттолкнул меня назад и я в расстроенных чувствах снова сел на место, где минуту назад разнюхивал сок из чернослива.
— Что, уже пришёл? — удивлённо задал вопрос Арсен.
— Этот не пускает! — кивнул я головой в сторону прапорщика, который от нашей компании глаз не сводил.
— Вот урод! — шепнул Юра, — А что ж делать-то теперь?
— А чёрт его знает! — особо не раздумывая, заключил я.
Глупые мысли о побеге, о мести, не оставляли меня ни на секунду.
Через пять минут дежурный заорал:
— Встать!
Мы послушно вышли из этой забегаловки и присели в первом боксе. Темно было и заметно похолодало. Над столовой стоял прожектор, который освещал плац и боксы, правда, его света было недостаточно даже для игры в карты. На лёгких и холодных порывах ветра мелькали редкие острые снежинки. Федяев стал шуршать в своих вещах в поисках «вчерашнего дня», а мы снова — вести диалоги на разные темы и обсуждать ситуацию, в которой пребывали.
