Если я плохая, порочная, по мнению отца, значит, надо и в самом деле стать такой… И я это сумею, даже стиснув зубы, а потом специально приду домой и расскажу ему, на что я пошла ему назло.
А когда отец ушел, мама начала мягко выговаривать, что я его не жалею, у него — слабое сердце. И сказала, что он всерьез принимает мои заявления и огорчается, а вот она — «ты пугаешь, а мне не страшно». Она считает меня такой же трезвой, как была сама, а потому я вряд ли совершу какую-нибудь глупость.
И эти ее слова меня еще больше взвинтили!
Весь класс сегодня подавлен, а некоторые учительницы даже плакали. У меня еще хватило сил, чтобы не зареветь, когда нам объявили, что погиб Юрий Гагарин. До чего это несправедливо, нелепо, ему же только тридцать четыре года исполнилось, он только кончил Академию, стал инженером…
Неужели надо было его посылать летать? Мы об этом спорили все перемены. Я сказала, что Гагарин для всего мира был символом советского космоса.
— Неужели ты не понимаешь, что такой человек не мог быть ходячим символом? Не мог жить прошлым, — закричал Димка.
— Надо было ему создать особые условия… — начала я.
— А ведь у него было все-все, о чем только можно мечтать… — вздохнула Вера. — Весь мир им гордился. И зачем он летал?!
— Такие — всегда в действии… — заявила Галка, и первый раз я с ней согласилась. Мы начали вспоминать, что и Чкалов, и Амундсен тоже погибли, потому что не хотели стать памятниками самим себе при жизни. Они продолжали дело, которому посвятили себя с юности… А перед глазами у меня стояла фотография Юрия Гагарина, мальчишеская его улыбка. И казалось, что из моей жизни ушел кто-то очень близкий…
Катя сидела, пока я дочитала ее дневник, внимательно следя за выражением моего лица, а потом со вздохом сказала:
— Невезучая я.
— Ты уверена?
— Да, вот вы бы видели димкину семью. Вот это родители! Такие будут при коммунизме, честное слово, прямо завидки берут…
Оказалось, что она уже несколько раз ходила к Диме домой заниматься по физике. Больше всего ее поразил тон, каким в той семье родители говорили с детьми — у Димы был еще старший брат и младшая сестренка.
— Представляете, у них за ужином — час новостей. Все при всех рассказывают, что было нового за день. И отец, и мать, и ребята. И без всяких подначиваний или дразнилок.
— А кто его родители? — спросила я.
Хотя, судя по дневнику, Катя испытывала много переживаний, но внешне она совсем не менялась. Круглолицая, румяная, она немного яркостью красок напоминала матрешку. Только очки перестала носить. Держала их в портфеле и надевала для чтения. А так — щурилась, иногда не здоровалась издали со знакомыми, но приучала себя обходиться без очков.
— Отец у Димки профессор, а мама — врач, обыкновенный врач, она работает в детской поликлинике. И я еще не решила: кто симпатичнее, — трещала Катя, захлебываясь впечатлениями. — А летом они всей семьей ездят в туристические походы, у них есть и палатка, и ружье, и собака…
Она перевела дух только на секунду и продолжала с новой энергией.
— И знаете, у каждого в семье свои обязанности. Димка, например, натирает пол и носит белье в прачечную. А отец у них, хоть и профессор, готовит по воскресеньям. Старший брат, студент, покупает всякие продукты, а посуду моет сестренка. И только посуду, представляете?!
Катя почертила по скатерти ложкой, потом сказала, с новым вздохом:
— С такими родителями и я бы стала человеком! И не эгоисткой. А главное, у них правило: плохо себя чувствуешь, держи это при себе, не ной, пойди и ляг. Вот бы маму в такую семью!
Я усмехнулась, и Катя сразу насторожилась.
— Вы мне не верите?
— Нет, просто уж очень трафаретно ты изложила все прелести димкиной семьи. Прямо положительный стандарт какой-то, точно ты рекламную кинокартину пишешь…
— Но меня и правда эти люди восхитили… Вот вы думаете — я их идеализирую. А я еще и десятой доли не рассказала. Знаете, они даже домашнюю газету издают. Лежит у них на серванте длинный лист бумаги. И каждый, приходя домой, туда что-нибудь записывает или рисует. Даже карикатуры на родителей. И у них никогда никто не говорит детям: «вырастешь — узнаешь».
