Но вскоре все изменилось. Из Амстердама пришло сообщение, что голландское правительство узнало о незаконной продаже картин и собирается начать расследование. Неизвестно, как могло обернуться дело, но для «Бостон гэлери» было важно, чтобы сохранилось доказательство полного расчета с Ван дер Боглем.
Гастингс тяжело вздохнул.
Теперь зеленая расписка была документом первостепенного значения, она подтверждала полную оплату денег. Но чтобы сохранить картины или получить компенсацию в 258 тысяч долларов, якобы уплаченных Ван дер Боглю за картины, нужно было подделать его подпись на расписке, подтверждающей получение им этого долга. К этому моменту Гастингс уже так глубоко увяз в этом деле, что отступать было поздно, и он согласился дополнительно, за пять тысяч долларов, воспользоваться своим положением в банке, которое давало ему возможность доступа к росписи Ван дер Богля на различных документах, и подделать эту роспись на квитанции. Совершив подлог, он вдруг стал смелее. Он решил, что мог бы получить больше за свою услугу, скажем, 25 тысяч долларов…
Все это время он не имел дела с самим Бостоном, а общался только с Родом, который был его компаньоном в «Бостон гэлери»…
Род заявил, что решение об уплате дополнительной суммы может быть принято только после консультации с Бостоном, и попросил один день для решения с ним этого вопроса. На следующий день Род пришел в банк и сказал Гастингсу, что Бостон категорически отказывается выплатить требуемую сумму. После этого Род искренне признался Гастингсу, что он не прочь надуть Бостона, так как не удовлетворен положением дел в организации руководства галереей, и он поэтому хотел бы взять картины себе. Он также добавил, что Бостон сам пытался надуть его, и это возбудило легкое подозрение у Гастингса…
Когда же он, получив предложение Рода позавтракать с ним, увидел стоявшего на улице Плейера, подозрение его превратилось в уверенность. В этот момент ему удалось под каким-то важным предлогом удалиться, и он, вложив расписку в конверт с погашенными чеками Кэлворта, тут же распорядился отослать его по месту назначения. Но в следующий раз во время завтрака с Родом тот неожиданно вынул двадцать пять тысяч долларов в разменной купюре и предложил их Гастингсу в обмен на расписку. Гастингс вынужден был признаться, что он сделал с распиской, и обещал раздобыть ее через несколько дней. Он собирался попросить Кэлворта вернуть ее, ссылаясь на то, что вложил ее по ошибке. Но Род посоветовал не доверять Кэлворту, а просто проникнуть к нему в его отсутствие и вынуть из конверта расписку.
Теперь-то Кэлворт понял, с чего все началось и в каком положении он оказался…
Гастингс, закончив рассказ, надолго умолк. Лицо его было бледным и безразличным.
Кэлворт подошел к ночному столику и, налив стакан воды, подал его Гастингсу.
– Одного не могу понять, – проговорил он, – при чем здесь Плейер? Как он оказался связанным с этим делом?
– Он двоюродный брат Рода и из очень порядочной, кстати, семьи. Я выяснил, что мелкие неприятности начались у него еще в детстве. Затем, уже в колледже, он оказался замешанным в убийстве своего соседа по общежитию. Его семье пришлось употребить все свое влияние и большие деньги, чтобы замять это дело. Они отправили его на Запад, и там его призвали на военную службу. Не знаю, что было с ним в армии, но думаю, что его с позором откомиссовали за какой-нибудь проступок, и вот сейчас он… – Он пожал плечами.
– И вот сейчас он совершает грязную работу для Рода?
– Это совершенно бесчувственное животное. Если бы вы слышали, как он смеялся, сидя за рулем того автомобиля.
– Ну а сам Бостон? – спросил Кэлворт. – А Люси? Знают ли они, что Плейер прикончил Ван дер Богля?
Гастингс хотел было что-то ответить, но тут же закрыл рот, так как открылась дверь и вошел доктор Вильямс в сопровождении сестры.
– Пора укладываться спать, – сказал он, обращаясь к Гастингсу.
Кэлворт встал.
– Сейчас ухожу, доктор…
И, обращаясь к Гастингсу, он добавил:
– Успокойтесь, все будет в порядке.
– Вы придете завтра?
– Во всяком случае, постараюсь.
Сестра закатала рукав рубашки Гастингса и приготовилась сделать укол. Гастингс тяжело и порывисто дышал, в то время как игла входила в вену.