Слуга привел его в аккуратную небольшую комнату возле выставочного зала, указал на телефон, а сам удалился, вежливо прикрыв за собой дверь.
Кэлворт поднял трубку и произнес:
– Гарри Кэлворт слушает.
В трубке раздался мужской голос:
– Это доктор Вильямс из госпиталя «Сэйнт Питерз». Я звонил вам на работу, и мне сказали, что вы здесь. Извините, пожалуйста…
Голос умолк, а затем продолжал:
– Я звоню вам по просьбе Винсента Гастингса. Мистер Гастингс попал в аварию.
– Гастингс? А что с ним произошло?
– Его сбила машина, и он хочет вас видеть, мистер Кэлворт.
– Зачем? Он тяжело ранен?
В голосе врача прозвучала неуверенность, скорее даже профессиональная осторожность.
– Я бы не хотел вдаваться в подробности по телефону.
– Он просил меня прийти? – спросил Кэлворт.
– Даже очень настойчиво. Вы Гарри Кэлворт?
– Да.
– Тогда я бы, на вашем месте, сразу же приехал, мистер Кэлворт. Он сказал, что это очень важно.
Гарри глубоко вздохнул.
– Спасибо, доктор. Скоро буду.
– Я сейчас ему это передам.
Кэлворт положил трубку и вышел из комнаты. За дверью стояли Род и Плейер, и он не знал, что они поджидали именно его. Он заметил, как кривая ухмылка поползла по губам Плейера, как расширились его глаза, когда тот двинулся в его сторону.
В этот момент Род и Кэлворт одновременно увидели входящего в вестибюль слугу в ливрее. Род громко крикнул:
– Том! Назад!
Плейер остановился, но не обернулся. Род быстро подошел к нему, и Кэлворт услышал, как он настойчиво прошептал:
– Том, только не здесь.
Кэлворт медленно прошел мимо них под перекрестным огнем двух пар враждебных глаз, чувствуя нарастающую ненависть к себе в их лицах и позах. Он снял свою шляпу и пальто с вешалки и медленно надел их. Прямо взглянув в сине-голубые глаза Плейера, он мрачно произнес:
– Мы еще встретимся с тобой, плешивый ублюдок.
Плейер неожиданно со спокойно-холодной интонацией произнес в ответ:
– И это будет твоя последняя встреча с людьми на этом свете, парень.
Когда Кэлворт вошел в палату в сопровождении доктора Вильямса, оказавшегося рыжеволосым молодым врачом, Гастингс попытался сесть.
Голова и лоб у него были забинтованы. Большой синяк прямоугольной формы наискось пересекал щеку, как клеймо. Нос потерял форму и раздулся, на одной из ноздрей запекся маленький комочек крови.
– Лучше не вставайте, дружище, – проговорил доктор Вильямс.
Выражая повиновение, Гастингс, который пытался поднять голову и плечи на несколько дюймов, откинулся на подушку, тяжело дыша от напряжения.
– Все тело его в ссадинах и выше пояса покрыто синяками и ушибами, – сказал доктор Вильямс Кэлворту. – Он как будто покрыт сплошной татуировкой.
Гастингс слабо шевельнул губами:
– Спасибо, что пришли, Кэлворт.
– Конечно, конечно, только не волнуйтесь, – сказал Кэлворт. – Насколько серьезны у него повреждения? – обратился он к доктору.
– Ощущения очень болезненны, но серьезных повреждений нет. Возможно небольшое сотрясение мозга, но и это под сомнением. Ему сделали только что рентген, и снимки в настоящий момент как раз обрабатываются… Я думаю, что все в порядке, если не считать синяков и небольшой контузии. Был сильный шок, но это уже позади. Нам удалось вывести его из этого состояния.
Гастингс поднял глаза и прошептал:
– Садитесь, прошу вас, Кэлворт.
– Я вас оставлю, – сказал доктор Вильямс. – Но прошу вас долго не задерживаться.
Он вышел и прикрыл за собой дверь.
– Спасибо, что пришли, – повторил Гастингс.
Глаза его напоминали насмерть раненное животное. Бледные губы Гастингса шевельнулись:
– Я должен был с кем-нибудь поговорить. С матерью я не могу, я вам уже говорил. Она инвалид.
Он облизал языком пересохшие губы и продолжал:
– Нужно, чтобы кто-нибудь в банке позвонил ей и сказал, что я на несколько дней неожиданно покинул город… Я понимаю, что не имею морального права рассчитывать на вашу помощь после того, как вовлек вас в этот круговорот. – Голос его стал умоляющим. – Но мне не к кому обратиться, и… может быть, вам покажется это смешным, но мне хотелось бы напомнить вам о нашем студенческом братстве.
– Смеяться я не буду, – проговорил Кэлворт.
Глаза Гастингса неожиданно загорелись каким-то странным блеском, как будто их кто-то подсветил изнутри.
