– Все женщины... – начал было Глом.
– Нет, давайте не будем рассуждать в духе эпиграмм и афоризмов и с поверхностным легкомыслием о пороке, который докучает мне превыше всякой разумной меры терпения. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что всякая красивая женщина должна рано или поздно вспомнить, чем она обязана своему мужу и своим брачным обетам, и поступить соответствующим образом. Раскаяние в любовной связи, когда оно своевременно, доставляет счастье всем окружающим. Но некоторые женщины, сэр, некоторые женщины в любви бывают более навязчивы, чем анаконда. Они рыдают. На каждую попытку своих беспомощных любовников высказать разумное суждение они отвечают: «А тебе верила! Я отдала тебе все!»
Глом не без сочувствия кивнул.
– Я тоже в свое время выслушивал такой довод без всякой радости. Я думаю, на это нечего возразить.
Джеральд содрогнулся.
– Для джентльмена с Юга, во всяком случае, единственным приемлемым ответом является убийство. А против такого решения существует, разумеется, довольно распространенное предубеждение. Поэтому женщина этого вздорного типа демонстрирует верность, выдвигает всякого рода немыслимые требования и доводит вас до безумия, всегда на том неопровержимом основании, что ей следует рассчитывать на вашу благодарность и на вашу неизменную покорность во всем. О, уверяю вас, мой добрый друг, не существует более разумного дружеского совета, чем седьмая заповедь!
– Ваши изречения более или менее истинны, и ваши затруднения я могу понять. Тем не менее...
– И вы тоже отлично понимаете нас, Масгрэйвов! – воскликнул Джеральд. – Но я думаю, вы сейчас хотите втянуть меня в это дело, ставя препятствия на моем пути.
– Я всего лишь хотел высказать ту простую мысль, что, несмотря ни на что, может быть, разумнее было бы мирно поладить с вашей Евой.
– Ее имя – Эвелин, – поправил Джеральд.
На это Силан улыбнулся.
– Ну да, конечно же! Женщины различаются по именам. Было бы мудрее для вас мирно поладить с Эвелин, чем для исследователя магии с таким небольшим опытом, как у вас, блуждать по ненадежному пути, который ведет в Антан.
– Но сэр, у меня душа художника! Когда-то, – Джеральд указал на рукопись, – это было малое искусство сочинительства. Теперь, в результате моего знакомства с Гастоном Балмером, который несомненно вам известен...
– Полагаю, я не имел такого удовольствия.
– Вы меня удивляете. Я мог бы предположить, что имя Гастона Балмера повседневно произносится во всех кругах Ада, потому что милый старый прохвост является адептом, сэр, разносторонних способностей, хорошего вкуса и здравого смысла. И опять же, поскольку миссис Таунсенд его дочь, он приходится мне в некотором смысле приемным отцом по всем практическим соображениям. Но о чем это я? Ах да! Благодаря Гастону Балмеру, повторяю я, я был посвящен в величайшее из всех искусств. Я полагаю, что малое искусство сочинительства мне не удается, что проза моя утратила величавость и свою захватывающую дух прелесть, потому что сердце мое более не принадлежит писательству по причине моего неутолимого желания оживить в своей прежней полноте славы гораздо более благородное и – во всяком случае, в Соединенных Штатах Америки – незаслуженно пренебрегаемое искусство волшебства. И от кого же еще – как вы наверное уже догадываетесь, мой дорогой друг – от кого же еще, если не от Магистра Филологии, могу я заполучить величайшие и наилучшие заклинания? Можете ли вы ответить мне на этот простой вопрос?!
– Разумеется, ни от кого иного...
– Вот видите!
– Однако Магистр Филологии теперь человек женатый и во всем подчиняется своей супруге. А эта королева Фрайдис обладает зеркалом, в которое, как говорят, должны взглянуть те, кто стремится к цели всех людских богов...
– Это зеркало тоже, – с оживлением промолвил Джеральд, – может мне понадобиться. Зеркала используются во многих разновидностях магии.
Теперь Глом заговорил с серьезностью гораздо большей, чем к тому можно было усмотреть повод. И Глом сказал:
– Что до меня, то я не стал бы связываться с этим зеркалом. Даже в стране Дэрсам, где зеркала священны, мы не желаем иметь никаких дел с Зеркалом Пропавших Детей и с теми странными отражениями, которые добро или зло являют в нем.
