– Да уж, – промолвил Кали, искоса поглядывая на нее. – Представляю, что ты обо мне думаешь.
– Лучше не представлять, – бросила в ответ девушка. И как уживалась в ней эта непочтительность лично к Кали с пиететом к его высокому титулу?
– Ваша светлость, – тоскливо проговорил полицейский, – графское ли дело на тротуаре сидеть?
– В этой стране, – объяснил Кали полицейскому, как маленькому ребенку, – графы имеют такое же право сидеть на тротуаре, как и последние нищие. Не в Чифанде все-таки живем.
– А я не желаю сидеть на тротуаре, – сказала девушка. – Графа, может быть, в участок не заберут, а нас, простых смертных, кто забрать помешает?
– Простых смертных, – подхватил полицейский, – это сколько угодно.
– В нашей стране существуют демократические традиции, – сказал Кали.
– Возможно, для графов и существуют, – согласилась девушка.
– Откуда ты взялась на мою голову?
– Вы сами меня сюда приволокли, ваша светлость.
– Нет, откуда ты приехала в Столицу?
– С Края Земли, ваша светлость. Это на юго-западе.
– Я знаю географию, – сказал Кали.
– Меня двоюродная тетка пригласила пожить у нее. Говорила, ей хочется пообщаться с родной душой. На самом же деле ей нужна была бесплатная прислуга, – объяснила девушка. – Я от нее ушла и нанялась в вышивальщицы. Я хорошо вышиваю, ваша светлость. И шелком, и бисером. Вам не надо чего-нибудь вышить? Я мигом.
– Она меня не любит, – сказал Кали полицейскому.
– Кто же будет любить графа? – спросила девушка утреннее безоблачное небо. – Я еще в своем уме. В отличие от некоторых.
– Некоторые – это я, – вновь пояснил Кали полицейскому. – Я ее тоже не люблю. Посудите сами, сержант, разве граф может любить такую дерзкую девчонку? Даже от сумасшедшего графа нельзя этого ожидать, правда?
– Правда, – сказала девушка.
– Помалкивай, – бросил Кали.
– В этой стране существуют демократические традиции? – спросила девушка. – Мне надоела ваша истерика, ваша светлость.
– Да что ты, – нежно улыбнулся ей Кали. – Это не истерика. Это еще так… пролог. Ладно, дорогая, отдохнули и двинулись дальше. Последний рывок – и мы дома.
Он встал, и девушка поднялась вслед за ним.
– Я не дорогая, – все же заметила она.
– Ну, милая.
– И не милая.
– Солнышко, не капризничай, – ласково сказал Кали. – Не зли меня. Я и так уже почти невменяемый.
Девушка посмотрела на полицейского и пожала плечами. Полицейский понимающе покачал головой.
Кали сделал шаг, другой, и его сильно качнуло. Девушка поспешила подставить плечо.
– Натурально ноги не держат, – сказал Кали полицейскому. – Удар молнии, самый настоящий. А я думал, это метафора. Аллегория. Гипербола. Удар молнии, надо же!
Он пошел вперед, ускоряя шаг, и к подъезду особняка Беруджи они почти подбежали. Кали пинком распахнул дверь и фыркнул лакею при входе. Девушка извинительно улыбнулась выскочившему на шум величественному дворецкому, но Кали поволок ее дальше, на второй этаж по широкой мраморной лестнице, протащил за руку по коридору и втолкнул в ярко освещенную утренним солнцем столовую. Герцог Беруджи пил кофе и читал газету. Герцогиня Беруджи сидела на низком подоконнике и в распахнутое окно командовала садовнику, какие цветы она хочет видеть сегодня в букетах. Там она и осталась, с недоумением повернувшись в комнату, когда услышала от любимого старшего сыночка:
– Мама, папа, познакомьтесь, это моя жена!
Толчок – и растерянная рыженькая девушка ничком плюхнулась на ковер между герцогом и герцогиней.
– Заклятье? – спросил герцог невозмутимо, поднеся чашку к губам.
– Оно самое, – подтвердил сынок.
– Это не повод забывать о хороших манерах, – заметил Беруджи, откладывая газету в сторону.
– Доброе утро, папа! Доброе утро, мама! – с ехидцей в голосе воскликнул Кали.
Девушка наконец ухитрилась занять более или менее сидячее положение на герцогском ковре.
– Это у него шутки такие… – с трудом выговорила она.
– Какие уж тут шутки!!! – дурным голосом заорал Кали, пнул подвернувшийся под ногу столик и выскочил в коридор. В коридоре он, надо полагать, тоже нашел что попинать: его удаляющиеся шаги сопровождались звоном бьющегося фарфора и треском разбиваемой антикварной мебели.
