Инженер заскрежетал зубами.
— Ваше Превосходительство, вы должны осознавать…
Бернард сузил глаза.
— Я осознаю, что если услышу от вас еще хоть слово в этом снисходительном тоне, сверну эти чертежи и засуну их вам так далеко как…
— Самонадеянно было предполагать, что вы можете быть не слишком заняты, — гладко вмешалась Амара. — И я удивлюсь, сумей вы выкроить в своем графике время для уединения со мной, господин муж мой.
Бернард уставился на инженера, затем сделал глубокий вдох, успокоился и повернулся к Амаре.
— Конечно. Господа, продолжим этот разговор после обеда?
Трое мужчин, соглашаясь с ним, что-то пробормотали. Старший инженер, не отрывая глаз от Бернарда, схватил со стола стопку планов, быстро убрал руки за спину и начал сворачивать бумаги в трубку в почти неистовой спешке, одновременно пятясь из комнаты.
Амаре он напомнил бурундука, наткнувшегося на спящего травяного льва и удирающего, спасая свою шкуру.
Она заулыбалась и закрыла дверь за "бурундуком".
— Легионы Ривы, — презрительным тоном заговорил Бернард, меряя шагами просто и функционально обставленный кабинет. — Они так долго не держали в руках боевого оружия, что их вполне можно назвать Риванскими строительными бригадами. Всегда находят причины, почему они не в состоянии что-то закончить. Чаще всего, потому что ничего не могут сделать, как следует.
— Бесполезные паразиты, — сказала Амара, сочувственно кивая. — А разве в составе Легионов Ривы нет твоих людей, мой лорд?
— Они не в счет, — прорычал Бернард.
— Ясно, — сказала Амара серьёзно. — А разве ты сам не состоишь на службе в Легионах Ривы, мой лорд?
Бернард остановился и беспомощно посмотрел на неё.
Амара никак не могла удержаться. Она расхохоталась.
На лице Бернарда поочерёдно отразилось полдюжины различных эмоций. Затем его физиономия расплылась в улыбке, и он покачал головой, усмехаясь.
— Разбиваешь надвигающуюся бурю, прежде чем она успела набрать силу, чтобы снова разразиться?
— Это мой долг, как графини Кальдерон, — ответила Амара. Она пересекла комнату, подошла к нему, поднялась на цыпочки и нежно поцеловала его в губы. Он обнял её за талию и притянул к себе, отвечая на поцелуй, медленно, растягивая удовольствие.
Когда их губы, наконец, разделились, Амара издала тихий довольный звук и спросила с улыбкой:
— Тяжелый день выдался?
— Теперь лучше, — сказал он. — Ты, должно быть, проголодалась.
— Умираю от голода. Перекусим?
Они сделали лишь шаг в сторону, когда заиграл сигнальный рожок — оповещение о прибывающих Рыцарях Воздуха.
Мгновенье спустя ему ответил отдаленный звук другого рожка, и через несколько секунд летящие Рыцари Воздуха спикировали с высоты на максимальной скорости; двадцать здоровяков, несущих паланкин.
— Странно, — сказал Бернард. — Двадцать для одного паланкина? Упряжь требует только шестерых.
— Эскорт, возможно? — ответила Амара.
— Без малого штат Рыцарей Воздуха целого Легиона как эскорт? Кто может быть настолько важным, чтобы они потребовались?
Рыцари ждали до последнего, чтобы затормозить и приземлиться посреди двора, напротив штаба Гаррисона в окружении урагана из поднятого фуриями ветра.
— Дополнительные руки, — осознав сказала Амара, как только стихли порывы ветра. — Они летели на высокой скорости, меняя носильщиков.
Бернард проворчал.
— Что за спешка?
Один из Рыцарей Воздуха подбежал к Бернарду, ударяя кулаком по нагруднику в приветствии Легионов. Бернард машинально возвратил этот жест.
— Ваше Превосходительство, — сказал Рыцарь, вручая запечатанный конверт. — Я вынужден попросить вас и графиню проследовать со мной немедленно.
Амара подняла брови и переглянулась с мужем.
— Мы арестованы? — спросила она, выверено нейтральным тоном.
— Подробности в письме, — ответил Рыцарь.
Бернард уже открыл письмо и читал его.
— Оно от Первого Лорда, — сказал он спокойно. — Нам приказано незамедлительно прибыть в Алеру-Империю.
Амара ощутила вспышку гнева.
— Я больше не работаю на Гая, — заявила она педантично.
— Вы отказываетесь подчиниться, Графиня? — вежливо переспросил Рыцарь.
— Амара… — начал Бернард.
Амара должна была промолчать, но огонь ее гнева подпитывали воспоминания о другом огне, гораздо более ужасном и ее боль взяла верх.
