Я протянул ему список саламандринов:
– Вот. Назначишь ответственных за выполнение. Приступать с завтрашнего дня. Тут ночные бдения, усмирения гордыни, лишения всякие. И пояснения – сколько баллов идет в зачет за каждое отмаливание.
Он прочитал, нарочито медленно шевеля губами, аккуратно сложил листок и спрятал в нашитый на рубище передний карман:
– Это хорошо, но мало. Ходят слухи про «Кодекс». Говорят, есть такая книга, где все подробно расписано про здешние правила… нам бы его!
– Будет «Кодекс». Охранники обещали. А что там за «DU»? С чем их едят?
– «Dolor Unit». Баллы Притеснения. Мы прозвали их долларами. Раньше на планете существовала такая валюта.
– Ого! Ничего себе! Очень предусмотрительно ее назвали. Воистину, за деньги люди притесняли друг друга. И как зарабатываются доллары? Терпимо?
– Ничего. Грешник может выдержать, если внушить себе, что все происходит лишь с телом, а душу никто не трогает.
– Знаешь, наверное, именно подобным образом всю историю человечества простой люд относился к власти, так что это у нас в крови.
– Очень уместное замечание, повелитель. Велчер, как–нибудь я расскажу вам, что есть власть. Поверьте, узнаете много интересного.
Мы мило болтали, а я всматривался в лица грешников в поисках той самой девицы, но не находил ее. Решился на расспросы:
– Убыль населения не наблюдается?
– Мало. Но бывает. Иные уходят. Саламандрины сегодня от нас забрали двух человек. Увезли на лодке.
– За что?!
– Их грехи искупились. Домой вернутся, – довольно равнодушно пояснил Лазарь.
У меня екнуло сердце. Стараясь выглядеть беззаботно, я спросил:
– Та девушка, что сегодня принесла мне завтрак, тоже попала в число прощенных? Что–то я ее не вижу.
Староста махнул ладонью:
– Ей еще долго тут прохлаждаться. Сексуальная провокация, отягченная действием. На берегу нет? Значит, бродит где–то. Молодая, любопытная. А что? Понравилась? Так я ее пришлю ближе к ночи!
«Отягченная действием». Интересно. А выглядит скромной. Нет в ней такого рокового женского вызова, что видишь иногда в исполнении раскрепощенных красоток. Наоборот, задумчива, тиха и глазками не стреляет. Может, как раз перевоспитывается?
– Так прислать ее?
– А? Чего?
– Грешницу, спрашиваю, прислать? Как начнет темнеть – отправлю к вам, Велчер.
– Ты – скользкий тип! – усмехнулся я. – Кем был до Лавакрона? В службе знакомств подвизался?
Староста посерьезнел вмиг, его озорные глаза потухли:
– Повелитель, – тихо сказал он. – До Лавакрона мне довелось совершить немало скверных дел. Очень скверных. Но здесь я словно переродился.
Вот как. Сплошные загадки.
– Хорошо. Я не любопытен. Где там твой историограф шляется? Разыщи! Будем заводить собственные городские…
Зловещее шипение прервало мои слова. В сотне футов от нас с небосвода Прайда сорвался ослепительно белый электрический разряд и поразил одиноко стоящий на косогоре белый валун.
– Традиции, – закончил я, все еще опасливо косясь в сторону молнии.
– Вмиг исполню, – невозмутимо отозвался Лазарь.
Он удобно устроился, прислонив спину к плоскому валуну, а Хухлик выписывал эллипсы над его головой. Руки у него были пусты – парень однозначно умел делать правильные выводы из неполной информации. Появись он с оружием, моя птица среагировала бы иначе. А так, пернатый смотрел сверху на рога и не мог определить – считать их угрозой или нет. Я отбросил носком ботинка острый булыжник и плюхнулся на землю напротив него. Вытянул ноги, демонстративно отстегнул и положил рядом «шоквокер», с которым теперь не расставался. Он внимательно следил за моими действиями, но не проронил ни слова. Мы молча разглядывали друг друга. Не знаю, кого видел он, я же изучал своего непонятно откуда взявшегося врага. Бычьи рога совсем не портили ему физиономию, а даже наоборот – придавали ей мрачное величие. Человек серьезно отнесся к своей внешности в Лавакроне. Особенно ему удался рыловорот: резко очерченные нос и рот, кожа цвета потемневшей бронзы, на которой выделялись ярко–голубые глаза с узкими щелками зрачков. Брови отсутствовали, как излишество, подбородок сначала словно вытянули, а потом загнули вперед.
