- Я помню, хотя Патрисия не из тех, кто будет трезвонить на всех перекрестках.
- А я не такой оптимист, как ты. Особенно после того, что ты мне сейчас сообщил. Она могла проговориться от разочарования.
- Это верно, ей не нравилось то, что она делала в «Корониде». Ей нравилось и не нравилось то, что происходило у нас с нею. Было уже слишком поздно, когда она это поняла. Странно, у людей всегда есть выбор, поддаваться искушению или нет, - размышлял вслух Ферензи, уставившись в пустоту. - Что же тогда сожалеть, а?
- И все-таки, Марко, поедем поговорим с ней.
- Да-да, я собираюсь. Чтоб быть спокойным. Я сейчас позвоню ей и, может быть, даже заскочу.
- Мы разве поедем не вместе?
- Лучше, если я буду один. Прежний огонек еще тлеет в ней, я уверен.
Федерико сосредоточенно молчал, насмешливости не осталось и следа. Было только уважение ученика к сказанному учителем, такое отношение превратилось уже в потребность для Ферензи, но нельзя было допустить, чтобы Федерико понял это. Улыбнувшись, Марко Ферензи добавил с самым непринужденным видом:
- А потом, когда я удостоверюсь, что Патрисия ничего важного никому не сказала, в особенности полиции, нам останется Лепек.
- Ты действительно думаешь, что это он? А, Марко? Или он кого-то нанял, чтоб устроить нам веселую жизнь?
- Успокойся. Ничего я не думаю. Просто говорю себе: жуть, сколько эта история с Коброй открывает нам перспектив. До сегодняшнего дня «объятый дивным сном» мог спать спокойно. Но…
- Что «но»?
- Может быть, пора изменить тактику. И подумать о сне… другом.
- О вечном сне?
- Ох, Федерико, вечно ты торопишься, - весело сказал Ферензи.
Он вспомнил о том, что произошло на набережной в Лионе: на месте Федерико он бы проявил больше изобретательности, чтобы нагнать страху на Люси Мориа. Федерико улыбнулся. Черная дыра в ряду прекрасных белых зубов. Ферензи потребовал от шурина, чтобы тот оставил дыру - так он круче будет выглядеть перед разной там шушерой, к тому же выбитый зуб хорошо сочетается со шрамом. Истинная же причина в том, что Марко Ферензи не хотел, чтобы лицо Федерико Андрованди вновь стало слишком красивым. Единственным из знакомых лиц, на которое ему хотелось смотреть ради удовольствия и сладостного волнения, было лицо Дани.
После ухода непрошеных гостей Антонен несколько минут сидел не двигаясь. Потом выпил еще вина, встал и пошел снимать с Цербера намордник. Погладив собаку по голове, он сказал:
- Сейчас ты поешь и пойдешь к соседке.
Собака лизнула ему руку.
- Там, внизу, - продолжал Антонен, - я разговаривал с мертвыми. А еще я говорил с тенями, пока еще не мертвых, но тех, кому грозит опасность. Я говорил со стражами. Этот человек - я его узнал. Он один из них. Он даже их начальник. Может, даже бог смерти. Но я его тоже не боюсь.
Антонен открыл холодильник, достал пластмассовую коробку, в которой хранил остатки еды, и наполнил собачью миску. Цербер встал, тявкнул и, несмотря на больные лапы, скачком приблизился к миске. Пока собака ела, Антонен продолжал разговаривать с ней:
- Там, внизу, я научился не бояться людей, которые здесь. Я знаю, что надо только перейти границу и что там лучше. Я видел себя в белом-белом свете. Я уже рассказывал тебе об этом, Цербер. Но есть кое-что, чего я никогда тебе не говорил.
Пес съел большую часть того, что находилось в миске. Антонен подождал, пока он закончит и растянется на подстилке:
- Я никогда не говорил тебе, что это мой брат заставил меня вернуться. Мой брат Венсан.
