- Останься сегодня на ночь. Прошу тебя.
Она отрицательно повертела головой.
- Ну пожалуйста, Мартина.
- Зачем?
- Ну же! Останься!
- Нет.
- Тебе хочется, чтоб я тебя умолял, да?
- Ничего мне не хочется.
Она села на край кровати, к нему спиной. Он провел пальцем по ее позвоночнику. Она встала, размышляя о том, к чему все это может привести. Руки на бедрах, ноги расставлены - красивая поза амазонки, которой не надо никому ничего доказывать. Оделась.
Крил приподнялся на локтях, чтобы удобнее было наблюдать за ее движениями. Она сунула плеть за пояс и резко застегнула молнию на куртке.
- Поцелуй меня хотя бы.
Она посмотрела на него, не двигаясь с места, потом присела на край кровати, наклонилась и сделала то, о чем он ее просил. Запах некрепкого табака, подвижный язык, всегда, в любой момент готовый к ласкам, проворный, теплый, просящий, - все это давало ей приятное расслабление, очень приятное. Ощущая досаду, смешанную с возбуждением, Мартина подумала о том, до чего же все-таки люди противоречивы.
Крил, обычно упорствовавший в осуществлении своих навязчивых идей, прижал руку к щеке Мартины, желая подольше задержать ее лицо подле своего.
- Останься.
- Нет.
Он отстранился. Когда она надевала сапоги, сказал:
- Ну, тогда не приходи больше. Не стоит.
- Как хочешь, Крил.
Он досадливо покачал головой. На губах появилось что-то среднее между улыбкой и гримасой. То ли ему нравится, когда она так холодна, то ли для него чем хуже, тем лучше? Может, он наслаждается своими переживаниями? Может, уговаривая ее остаться, он вовсе не ждет от нее материнской ласки, а хочет, чтобы она заставила его подольше страдать?
«Да наплевать мне, в конце-то концов», - подумала Мартина, направляясь к двери.
- Никто во Франции не любит легавых. Вас действительно все презирают. Когда-нибудь ты почувствуешь это на себе. Я не могу отделаться от этой мысли, когда думаю о тебе, капитан Левин. Ты сильная, но даже тебя надолго не хватит, поверь!
Она захлопнула дверь, направилась к лифту. Войдя в кабину, увидела себя в четырехугольнике зеркала. Гладкие волосы. Кроваво-красная куртка оттеняет бледность лица.
- Ich bin die freche Lola, - пропела она, подражая голосу Марлен Дитрих.
Мартина надела серебристый шлем и, оседлав «кавасаки» и не опуская забрала, бросила взгляд на Брюэля. Всегда сексуален. Даже теперь, утолив желание, она не может смотреть на него равнодушно. На афише рядом с актером красовалась девица, но это не мешало ему выглядеть так, будто он совсем один. Натягивая перчатки, она воображала себе, как какая-то другая Мартина Левин слезает с мотоцикла, чтобы запечатлеть поцелуй на застекленных бумажных губах Патрика Брюэля.
Она включила двигатель и вспомнила, о чем однажды говорил ей Алекс Брюс. Очень может быть, что наш мир - всего лишь частица среди бесконечного множества параллельных миров, которые чем-то отличаются друг от друга. Между ними существуют связи, недоступные для человеческих чувств. В одном из таких миров Мартина Левин заводит свой мотоцикл, в другом - приникает губами к стеклу автобусной остановки. А в другом, в другом, в другом… Ух, голова кружится.
Алекс Брюс, ее шеф, майор уголовной полиции, в прошлом математик. В отличие от нее хорошо разбирается в научных теориях. В этом множестве миров Брюс и Левин с некоторых пор были чуждыми друг другу элементами.
«Кавасаки» вернулся домой словно на автопилоте.
Мартина быстро приняла душ, натянула на себя не очень свежий, но зато теплый спортивный костюм и легла. Она уже перешла ту степень усталости, когда еще можно быстро заснуть. Теперь сна придется ждать, думая обо всем сразу или ни о чем. В который уже раз она принялась размышлять о том, могла бы она быть каким-нибудь другим человеком.
Мартина пришла к выводу, что если существует бесконечное множество параллельных миров, то непременно в одном из них у девчонки с ее чертами лица было, есть или будет нормальное детство.
